Ночь опустилась на Галлеон беззвучно, словно тяжёлое бархатное одеяло, опутавшее купола и шпили города. Хрупкие огни эфрозоновых фонарей, расставленных по улицам, дрожали в густом тумане, окрашивая небо в неестественно-синий цвет. Этот туман – остатки выбросов из недр планеты – был настолько плотен, что казался материей, а не воздушным покровом: он настойчиво лился в переулки, забивался под арки и даже проникал сквозь старинные деревянные двери, оставляя за собой сладковатый, слегка горький привкус.
В час, когда большинство жителей Галлеона отдалися горячему сну в своих уютных куполах, лейтенант Вайолет Ярн и расследователь Дирекции исследований Исаак Дарби стояли у массивной чугунной входной двери лаборатории «Киллмор и партнёры». Усилие их дыхания образовывало едва заметные облачка в холодном воздухе коридора, где стены, кажется, пропитались историей неудавшихся опытов и прожитых надежд.
– Дарби, – тихо сказала Ярн, пристально оглядывая дверь. – Это точно то место? Никто не выходил отсюда уже двое суток.
– По записям Дирекции, доктор Херберт Киллмор в последний раз пересылал свой отчёт о прогрессе всего шесть дней назад, – ответил Дарби. Он достал из нагрудного кармана тонкий планшет и смахнул несколько электронных карточек. – После этого связи с ним не было. Коллеги сообщили о странных звуках в подпольной секции и о том, что один из ассистентов исчез.
Ярн прикоснулась к массивному рычагу – он заскрежетал, словно недоверчивый страж, и дверь медленно отворилась. Внутри царил беспорядок: разбросанные чертежи, опрокинутые инструменты, а в центре зала – большое прозрачное куполообразное устройство, усыпанное крапинками жёлтой росы конденсата. Мельчайшие провода и оптические волокна, торчащие из корпуса, напоминали нервы какого-то огромного существа.
– Похоже, эксперимент был прерван внезапно… – прошептал Дарби, внимательно разглядывая купол. – Если я правильно понимаю, внутри должен был находиться образец новой модификации эфрозонового сердечника.
Ярн шагнула вперёд и почувствовала едва уловимое покалывание на кончиках пальцев – эфрозоновые искажения здесь действительно были сильны. Она наклонилась и заметила на полу что-то странное: аккуратную кожаную перчатку, испачканную глубокими сине-серыми пятнами. Перчатка лежала словно выкинутая, но к ней была прикреплена тончайшая цепочка, уводящая под самый край купола.
– Здесь… устройство, – сказала Ярн, осторожно подняв перчатку. Внутри кожуры, на уровне ладони, едва заметно мерцал микроскопический квадрант – «сигнализатор», прототип передатчика нового поколения. – Не просто считыватель данных, – прошептала она. – Похоже, он фиксирует эмоциональный отклик оператора.
Дарби встрепенулся:
– Эмоции. Значит, не только температура и давление, но и… воспоминания?
– Именно. Это могло позволить учёному «переживать» свою работу, словно путешествовать во времени. Но если такое устройство попало в неправильные руки…
Внезапно сквозь тёмный коридор послышался тихий скрип – словно кто-то осторожно подбирался к двери. Ярн тут же насторожилась, правой рукой инстинктивно ухватив рукоять энергетического пистолета.
– Кто там? – холодно спросила она.
Ответом стало лишь эхо её голоса и ускоренное, прерывистое дыхание. Дарби и Ярн переглянулись, и он кивнул: пора идти по следу.
Они двинулись вдоль коридора, ступая тихо, чтобы не нарушить ловящую в уши тишину. Стены здесь были обшиты блестящими металлическими панелями, отражавшими искаженную форму силуэтов. По бокам мерцали дисплеи с нечитабельными цифрами – вероятно, отчёты об экспериментах, прерванных некогда. Наконец перед ними открылся небольшой ангар, где стоял старый анодный компаунд-дозатор, покрытый плёнкой из эфрозонового налёта.
