— С праздником, дорогой Максим! — невесело восклицает толпа
людей, разодетых во фраки. Каждый из присутствующих поднимает вверх
дорогие бокалы со столь же дорогим шампанским и выпивает за здравие
молодого наследника.
— Благодарю, — лаконично отвечает парень и склоняет голову в
уважительном жесте. Движения — выученные до приторной четкости,
речь — такая же заученная, жизнь — прописанная на несколько лет
вперед. Макс улыбается всем присутствующим приторно-сладко, делая
вид, что все его эмоции — искренние.
— Сколько же стукнуло? — посмеиваясь, спрашивает какой-то
мужчина.
— Двадцать семь, — сообщает Макс, жестом останавливая официантку
и прося ее подойти. Как только молодая девушка оказывается рядом,
он дарит ей ослепительную улыбку и поднимает руку, пальцами
обхватывая бокал с шипящим шампанским. Ему не положено пить, но
какой это имеет толк, если тебе, благодаря званию наследника
корпорации, разрешено все?
Максим — самый настоящий ребенок, родившийся с золотой ложечкой
в заднице. С раннего детства ему покупалось все, чего бы он ни
потребовал. Он прошел путь от избалованного ребенка и повидавшего
виды юноши до настоящего статного мужчины. И сейчас, откровенно
говоря, Максу совершенно неинтересно присутсовать на этом
мероприятии. Все, что он сейчас видит, было в прошлом
году, в позапрошлом… Его Дни Рождения празднуется всегда
одинаково, и удивляться уже нечему.
Парень осушает бокал за несколько глотков; кадык дергается
вверх-вниз пару раз, а потом со влажных поблескивающих губ
срывается выдох, когда он отрывается от края. Взгляд лениво
проходится по людям, разбившимся на группы, и обсуждающим свои
дела. Затянутый галстук давит на горло. Максу становится тошно;
понимание от чего же именно ему тошно — от людей, или же от
удавки, — не приходит даже сейчас. Ему просто хочется поскорее уйти
отсюда.
— Максим, — слышится хриплый низкий голос, выводящий из
раздумий.
Парень послушно оборачивается на оклик, и растягивает губы в
приветливой улыбке. Дышать становится сложнее, когда он вынужден
смеяться над несмешными шутками — давить из себя смех просто
ужасно, — и он прикасается пальцами к воротнику рубашки, растягивая
узел черного галстука легким движением.
К нему подходят все новые и новые люди, чтобы поприветствовать,
поздравить или подарить что-то; улыбка начинает выглядеть как
недружелюбный оскал. Рука отца падает на его плечо тяжелым грузом,
и Максим вздрагивает от внезапности прикосновения. Мужчина вздыхает
точно так же устало, как и его сын, когда выдает на ухо
успокаивающие слова:
— Ты выглядишь скучающим.
— Возможно, это так, — хмыкает Макс, отворачивая голову от отца.
Он вновь осматривает гогочущую черно-белую массу людей, и поднимает
голову чуть выше, произнося в надежде на положительный ответ
просьбу: — Я могу уйти?
Мужчина лишь хмыкает, похлопывая сына по круглому плечу. Он
указывает кивком головы на кучку парней, ровесников самого Макса.
И рушит своими словами все выстроенные Максимом планы на
остаток вечера, говоря, что к нему присоединятся наследники других
крупных корпораций. Они должны дружить, поддерживать хоть какие-то
отношения только из-за важности взаимодействия корпораций их отцов.
И эта доля Максима никогда не устраивала. Он не хочет общаться с
теми, кто так сильно зациклен на своих деньгах, женщинах и машинах.
Он не хочет общаться ни с кем из этого окружения.
Максим просто хочет друга. Но никто не ставит его желания
превыше потребностей всеобщего блага -- великой отцовской
корпорации. День Рождения сына — это отличный способ для
налаживания отношений с другими корпорациями. Все пользуются этим,
не ставя в учет как раз-таки самого Макса, кому и принадлежало это
празднество.
