Он был на волосок от смерти в горах Ирана, когда тайным агентом от советской разведки был внедрен в курдское племя… Он мог умереть в «кремлевке» от коварно ударившего его инфаркта… Его мог растерзать собравшийся в аэропорту Бина пьяный, одурманенный наркотой и подзуживаемый подлецами, сброд… Он мог погибнуть и в Кировабаде, когда без боязни приехал договариваться с мятежным полковником Суретом… Мог… Но судьба устраивала так, что он с честью выходил из этих поединков со смертью. Его берегли не мы, его современники. Его хранили небеса. Ибо каждый приходящий в мир сей приходит с предназначением, которое несет он в себе и на себе, как Иисус нес свой крест, поднимаясь на вершину Голгофы…
Таков лейтмотив предлагаемой вам повести, основанной на неизвестных широкому кругу людей, фактах и эпизодах из жизни Гейдара Алиева.
1.
Стюардесса почтительно отступила, и он первым вышел на трап. Высокий, статный, светлый. Спускавшиеся вслед за ним пассажиры, держа ручную кладь – кто подмышками, кто чуть ли не в зубах, – рукоплескали ему. Приглушенные звуки хлопков в ладоши доносились и из салона самолета.
– Земля… – ступив на бетонку, тихо промолвил он.
Сейчас это оброненное им слово звучит во мне, как торжествующий возглас моряка, увидевшего с вершины мачты кромку родного берега… Это сейчас. А тогда…
Тогда, не выпуская протянутую для пожатия руку, я потянул его к неприглядному на вид и неприметно стоявшему тут же «жигуленку». Он скользнул по мне отдающим сталью взглядом. Тем, кто с ним работал, этот взгляд был хорошо знаком. Одного его было достаточно, чтобы понять свою вину и его недовольство.
– Гейдар Алиевич, садитесь в него. Я потом вам все объясню, – твердо сказал я.
Сказал и поймал себя на том, что первый раз за многие годы, что мне приходилось с ним общаться, я допустил повелительную интонацию. Это вырвалось у меня невольно, из самого сердца, на которое давило чувство реальной опасности за его жизнь. Секунду поразмыслив, он, молча, вместе с сопровождавшим его полковником КГБ Махмудом Мамедгулиевым, нырнул на заднее сидение «жигуленка». По другую сторону от Гейдара Алиевича устроился его брат Джалал. За рулем уже заведенной машины сидел прокурор Сумгайыта, нынешний министр юстиции, Фикрет Мамедов, а рядом с ним – будущий мэр столицы Рафаэль Аллахвердиев. Только за Аллахвердиевым захлопнулась дверца, как «жигуленок», взвизгнув тормозами, сорвался с места и помчался в сторону старого аэропорта Бина. Туда, где сейчас находится учебный полигон Национальной авиационной академии.
– Теперь будет все в порядке, – подхватив под руку, то ли спрашивая, то ли успокаивая меня, проговорил Рафик Расулович Халафов.
– Все будет хорошо, – бодро произнес я, хотя чувство тревоги продолжало саднить сердце.
Мы направились к депутатскому залу, откуда только вышли и где выработали тактику действий. Именно тактику. Именно этот, по сути, военный термин подходил к той взрывной обстановке, что сложилась на аэропортовской площади и которая, по замыслу организаторов, должна была закончиться трагедией. Как чуть позднее доподлинно стало мне известно, по сценарию разработчиков, дожидавшихся задуманного результата в кабинете президента страны Аяза Муталибова, они, намеревались объяснить ее так: «Дикий самосуд недовольных Гейдаром Алиевым людей». Заготовлен был также невинный по форме и садистский по содержанию комментарий к нему: «Мы предупреждали его не приезжать…»
Здесь они были правы. Действительно, предупреждали… О том, что ему не советуют делать этого, мне сказал сам Гейдар Алиевич еще 13 июля. Мы с ним в то время часто переговаривались по телефону. Тот звонок от него раздался ближе к полуночи. После обычных слов приветствия он сказал:
