– Так, так, так, собрались! – захлопала в ладоши Римма
Евгеньевна. – Что это такое?! Не снежинки, а лошади на пуантах!
Первая, третья, шестая, вы парить должны, а не раскорякой о сцену
шлёпаться!
Чайковский смолк, девчонки потупились. Из-за кулис повеяло
сквозняком. Я застыла с посохом в руке на заднем плане и выдохнула
с облегчением. Меня не назвали – я пятая снежинка справа.
Римма Евгеньевна, сама совершенно не выспавшаяся, но с
неизменной осанкой королевы продолжала раздавать властные пинки,
прохаживаясь между нами:
– Дамы, если Бурмейстер1 в либретто напишет с того света, что в
царстве Деда Мороза пошёл ледяной град, я вам обязательно сообщу. А
пока у вас нет задачи проломить подмостки! Парим! Зрителя не должны
касаться ваши сложности!
Я старательно расширила веки, притворяясь, что мне ни капли не
хочется спать. После десяти с лишним часов перелёта из тропически
влажного Хайкоу до морозной Москвы, а потом ещё двух – в Ростов
одной ночи отдыха было недостаточно. Даже несмотря на долгую
разминку перед репетицией, меня по-прежнему манила мысль о кровати
и подушках, а тело как-то само выдавало заученные движения. Раньше
я бы никогда не подумала, что танцевать можно вот так... Однако
после конвейера Снегурочек и Щелкунчиков на гастролях исполнение
дошло до автоматизма.
Это не хорошо, – мысленно поморщилась я. – А как же искусство,
творчество, красота? Нет, никак нельзя! Надо просыпаться!
Сквозняк вновь пощекотал спину. Я почувствовала, что нос слегка
заложило. Из-за акклиматизации? Только этого не хватало! Я
распрямила плечи, приподняла подбородок и улыбнулась не кому-то, а
себе самой. Мама давно научила: «Всё у тебя внутри. Позитивный
настрой творит чудеса. И даже простуду может побороть».
Оказалось вовремя – взгляд ассистента хореографа упал на меня, и
Римма Евгеньевна благосклонно кивнула.
Сразу нос отложило, я обрадовалась. Мне никак нельзя быть на
плохом счету. И дело не в том, что я плохо танцую – танцую я
хорошо, к тому же у меня длинные руки и ноги – практически
идеальные пропорции для балерины, а также подобающая внешность:
выразительные глаза, высокие скулы, маленький нос и чувственный
рот, прекрасная выворотность ног, гибкость, высота прыжка и подъём
стопы. Но всё дело в росте. Когда меня принимали в десять лет в
балетную академию, никто не знал, что мой рост вот-вот остановится.
И в этом моя беда.
Если бы мне пришлось строить карьеру в советские времена, всё
было бы ничего, а теперь моих почти ста шестидесяти сантиметров
хватает только на то, чтобы маленьких лебедей танцевать и массовку
в Щелкунчике. Папа возмущается, говорит, что таких, как я,
поднимать легче. Но я не солистка, а кордебалет выглядит крайне
негармонично, когда одна танцовщица слишком отличается от
остальных. Поэтому путь мне один – в примы, и я сделаю ради этого
всё что угодно!
– Элла, что с глазами? Открой их, наконец, мы уже не в Китае! –
сказала Римма Евгеньевна и прошла мимо моей соседки справа.
Элка рядом на пол головы меня выше подкатила глаза к потолку, и
вдруг в динамиках раздался голос главного:
– Всех танцовщиц, задействованных в «Снегурочке», прошу
собраться на сцене для объявления.
Это разбудило девчонок лучше, чем окрики Риммы Евгеньевны,
похожие на шлепки стэком. Прислушиваясь к чёткому шагу главного,
все мигом посбрасывали тёплые гетры и штаны, оставшись в боди и
пачках. Подтянулись остальные из-за кулис. Тоже в боевой форме и
выправке.
Через несколько секунд Дорохов легко взбежал из зрительного зала
на сцену. Высокий, красивый, статный, он когда-то танцевал первые
партии в Мариинке, но сейчас ему сорок и его удел –
хореография.
Работу в ростовском театре наш главный получил незадолго до
моего прихода и теперь постоянно устраивает эксперименты, ворошит
затаённые чувства артистов, как угли в костре, разжигая конкуренцию
и пытаясь создать нечто из ряда вон. Наверняка Дорохов не прочь
вернуться в Санкт-Петербург, как и я. Хотя и этот театр, говорят,
совсем не плох. Мне не с чем сравнивать – после академии это моё
первое место работы, однако я понимаю главного, мне тоже не
особенно комфортно в чужом городе, слишком провинциальном и
крикливом после гордой северной столицы на Неве.
