ПРОЛОГ
Александра
Меня тащат вглубь темного переулка к огромному внедорожнику.
Кричать не могу, мужская ладонь зажала рот и нос, и я почти не
дышу. Пытаюсь брыкаться и попасть этому уроду по ноге. Но ему все
равно, он словно железный. Очень сильный мужчина.
Когда меня грубо швыряют в машину, начинаю кричать, срывая
горло. Обычно крики жертвы дезориентируют нападающих – так говорил
папин начальник безопасности, а еще он учил меня защищаться, и я
судорожно пытаюсь вспомнить хоть один прием. Размахиваюсь, чтобы
ударить ребром ладони в кадык, но мою руку ловко останавливают.
Подонок действует быстро и профессионально, словно учился этому
годами или украл уже тысячи таких дур, как я.
Он утыкает меня лицом в кожаную обивку сиденья и связывает мои
руки. Продолжаю надрывать горло до хрипоты, но на помощь никто не
приходит. Естественно. Ночью в темном переулке нарваться на маньяка
– это самоубийство. В крайнем случае, возможно, кто-то вызовет
полицию, но пока наша доблестная полиция приедет, меня уже увезут в
неизвестном направлении.
На адреналине не чувствую страха или ужаса. Отчаянно дергаюсь и
кричу как ненормальная, пытаясь пнуть похитителя. Но все
бесполезно, он словно непробиваемая скала. Даже не запыхался.
Переворачивает меня как тряпичную куклу и тянет руку к моему лицу.
Пользуюсь моментом, уже, скорее, от отчаянья кусаю подонка за руку,
со всей дури стиснув зубы.
— Сука! — рычит похититель и хватает меня за шею, сжимая ее
настолько сильно, что кислород моментально заканчивается. Открываю
рот, отпуская ладонь похитителя. Хриплю, чувствуя металлический
привкус крови во рту.
А еще начальник папиной охраны всегда говорил, что, если нет
выхода, никогда нельзя злить и провоцировать нападающих, чтобы не
огрести еще больше. Лучше прикинуться бедной овечкой, а самой быть
хитрее, ища методы выхода из ситуации. Но когда я вообще кого-то
слушала. Наивно полагала, что мне это все не понадобится.
— Не дергайся. Бесполезно, только силы теряешь, — голос у него
глубокий, пронизывающий, тембр такой, что я ощущаю его каждой
клеточкой, и по коже прокатываются мурашки. Замираю, и рука на моей
шее разжимается. Уже не до крика и сопротивлений. Глотаю большую
порцию кислорода и тут же закашливаюсь. Нормально надышаться мне не
дают – на мой рот ложится широкий скотч. Липкая лента стягивает
кожу и намертво прилипает, вынуждая меня часто дышать через нос.
Дверь машины захлопывается, и вот тут мне становится страшно. До
такой степени, что покалывают руки и немеют губы.
Мужчина обходит машину, садится за руль, блокирует двери и
медленно едет по дворам. Я не знаю, кто этот мужчина и что он от
меня хочет, но в голову сразу лезут страшные сводки криминальных
новостей, там, где в оврагах находили мертвых изнасилованных и
истерзанных девушек. И насилие – не самое страшное, что мне может
грозить.
Я девушка не из робкого десятка. Но впервые в жизни понимаю, что
такое ступор и шок. Мне не просто страшно, мне жутко до холодного
пота.
Мамочки, я боюсь боли.
Очень боюсь боли… В детстве мне даже прививки не ставили, потому
что я падала в обморок только от вида шприцов. А этот мужчина явно
везет меня не на каруселях кататься.
Вдруг в машине раздается треск рации.
— Объект «два» вышел из клуба. Звонит, – трещит голос из рации.
И в эту же секунду в моей сумке на сиденье раздается телефонный
звонок.
О боже, это они о Вадиме.
Понимаю, что со связанными руками и заклеенным ртом я не отвечу
на звонок, но хватаю сумку, выгибая кисти, пытаясь достать
телефон.
У меня резко вырывают сумку, настолько сильно, что ломается
несколько ногтей почти под корень. Мычу от боли. Похититель
открывает окно и просто вышвыривает сумку в темноту.
