Когда часы уныния и заскорузлости превращаются в месяцы и годы, я уже не знаю, что я должен делать. Должен в хорошем смысле. Чтобы, когда в моём сердце пробился малейший поток радости, моя деятельность умножила его силу. В итоге моменты творческого подъёма проскальзывают, однако уже ничего не несут, не оставляют во мне этот след, этот свет, дающий ясность и покой и указывающий, куда мне двигаться дальше.
Я сидел на бетонном блоке и смотрел на бетон: внизу впереди меня была бетонная дорога, и вокруг неё всё было бетонное, включая эстакады. Делать мне было нечего, но и сидеть так уже стало холодно, я встал и отряхнулся от пыли. Утро было холодным, и изо рта шёл пар.
На меня накатило приподнятое творческое настроение, как всегда туманное и направленное невесть куда. Я решил ещё немного здесь постоять, хотя и пришлось уже засунуть руки поглубже в карманы. Я достал свой блокнот и решил в этот вдохновенный миг записать свои мысли. Их не было. Я всё же чиркнул: «Приятное утро» и втиснул дату перед этой записью.
Я сжал зубы, и так как ни к чему не пришёл в своих попытках сформировать свои мысли во что-то конкретное, стал думать разное. Я не знал, чего хочу. Более того, я даже не знал, чего хотел бы ожидать, чтобы мне было приятно жить хотя бы в этом ожидании.
Отсутствие творческого выражения наводит на меня такую тоску, это уже вошло в привычку. Мой рабочий день был окончен, и я пошёл по пустой улице, пиная попадающийся под ноги мусор. В такую погоду тем более ничего не хочется делать, и настроен я был лишь ходить по улице и смотреть.
Что ещё когда-либо могло быть кому-то нужно? Любые действия могут быть приятны, но и безделье чудно’ приятно. Пустая голова управляет глазами, те рыщут в поисках банки, которую можно пнуть. Действие всё-таки случается, но ни к чему не приводит. Глаза рыщут, нога делает своё дело, а всего остального меня и нет вовсе.
Я пошёл в кафе, чтобы пообедать вкусной, но уже привычной едой. Тепло и пища подняли мне настроение, оно ушло от той неопределённой возвышенной скуки в жирную заземлённую радость. В воздухе витала дымка сладких мечтаний о душе после прогулок по пыльным улицам и о мягкой постели.
Мне нужно было посидеть после еды ещё около получаса, прежде чем пойти покупать продукты к ужину. В те дни я старался ходить в магазин в одно и то же время, чтобы любоваться приглянувшейся мне девушкой, медленно проходящей между стеллажей. Она уже казалась мне идеалом красоты довольно долгое время, и я начал замечать в её внешности и движениях какие-то недочёты. Симпатия угасала.
Или мои идеалы были настолько смехотворными, или я просто хотел, чтобы ничего, что мне не принадлежит, не было идеальным, и старательно искал во всём прекрасном изъяны. Я не хотел так жить.
***
Катя проснулась ото сна, ставшего вдруг чересчур отчётливым. Ощущение плоскостности окружающего мира не исчезло, и комната всё так же виделась какой-то без надобности хорошо прорисованной, похожей на театральные декорации. Катя взглянула на часы: было уже поздно записывать увиденное, оставалось только на бегу прокрутить в голове сюжет сна и ждать, когда можно будет рассказать всё подруге в кафе, где они договорились позавтракать вместе.
– Я вчера такая была… Не то что бы измученная, но абсолютно никакая, не вовлечённая вообще в происходящее (в плохом смысле). Меня мучила эта безысходная тоска настолько, что и до неё самой мне уже не было дела. Весь вечер думала, есть ли мне самой дело до моей жизни, моих миров всяких, моих рисунков. Иногда я даже задумываюсь, плохие они или хорошие, – кошмар, представляешь! Мне потом снилось, что я встречаюсь с парнем – не помню отчётливо его лица, – причём очень горячо встречаюсь.
