— Я по-прежнему считаю, что ты зря
не сказала ему о беременности, — продолжает то да потому подруга. —
Он, как отец, обязан знать. Ребенок был зачат в браке и…
Наш брак уже не имеет смысла. Он был
расторгнут по его инициативе, и с тех пор уже прошло две недели. За
это время Мирон ни разу не объявился в моей жизни. В день развода,
всей этой бумажной волокиты, он вел себя как чужой. Он и есть
чужой. Всегда был таким.
Мой бывший муж никогда не скрывал от
меня того, что не любит меня. Я служила для него лекарством, когда
он потерял любимую женщину. Я тогда мало значила, а теперь и вовсе
ничего не значу.
Скажи я ему про ребенка, он бы,
возможно, не развелся бы со мной из жалости. Но я так жить не
хотела и не хочу. Я и так год прожила в этом аду. С меня
хватит.
— Мой ребенок… Он только мой.
— Но ты же до сих пор его любишь, —
затрагивает больное Марина, но тут же качает головой. — Извини… Я
знаю, как тебе тяжело. И я очень тобой горжусь. Ты смогла порвать с
мужчиной, который мучил тебя. Но ребенок…
— Ребенка я сама выращу. Я смогу,
Марин. Я знаю, что это мне по силам. Папа мне много оставил.
Я знаю, что очень буду любить своего
ребенка, и не потому, что он часть того, кого я вряд ли смогу
забыть полностью. Я просто его хочу. Заботиться и любить. И он,
надеюсь, в отличие от его отца, будет любить меня.
Мирон сломал меня, как игрушку.
Выбросил. А я так или иначе продолжу свою жизнь. Буду меньше
нервничать, меньше жалеть себя… И все получится.
— Но мне кажется, что он все равно
узнает. Живот-то расти будет…
Мирон псих. Он следил за мной
постоянно, когда мы были в браке. Боялся, что из-за недостатка
любви с его стороны, я буду искать ее с другими. А он очень
брезглив. Если бы узнал, что я с кем-то переспала хотя бы раз, то
больше не прикоснулся бы ко мне. Но меня тошнило от других. Да и
сейчас тошнит. Я по-прежнему никого не представляю рядом с собой
кроме него. Вот такая я больная на голову дура.
— Я что-нибудь придумаю. Да и не
думаю я, что он теперь следит за мной.
Когда выхожу куда-нибудь, я очень
внимательна. Ни разу я не спалила никого из его людей.
— А если случайно встретитесь?
— Я не бываю рядом с его офисом и
городской квартирой. Да и выхожу я сейчас редко. У меня тут работы
полно, сама знаешь…
Я вовсю занялась детской. Квартира
отца большая. И свою бывшую комнату я переделываю в детскую. Обои
вот уже купила. Универсальные. Ведь я еще не знаю, кто у меня
будет.
— Вот увидишь, он узнает. И что-то
будет… — стращает подруга, поджимая губы.
Даже не представляю, что тогда
будет. Посмотрит с безразличием, ткнет меня в мою ложь?... Он же
живой труп. Он умер вместе со своей невестой. Еще три года назад. А
я напрасно пыталась вернуть его к жизни.
— Ну, если ты не вздумаешь ему
сказать, то он долго не узнает, — прищуриваюсь, уже начиная
беспокоиться.
— Да ты что?.. Я никогда тебя не
выдам. Я просто переживаю. Обозлиться ведь может. Он же никогда
тебя не жалел. Заставит еще снова жить с собой. Ведь он, блин,
отец, — закатывает глаза Марина.
— Он никогда не хотел быть отцом.
Точнее… не хотел быть отцом детей от меня.
Это еще одна причина, по которой я
решила умолчать о беременности.
— Ох, ладно… Я умолкаю. Пойдем
лучше, — Марина ставит пустую чашку на столик и поднимается с
мягкого стула, — помогу тебе с детской.
Пробыв со мной еще около часа,
Марина уходит, а я беру в руки полезную литературу и стараюсь
прожить остаток дня.
Я думала, что будут тяжелее. Думала,
я буду умирать без него, на стены лезть. Я ужасное себе
представляла все те дни рядом с ним, когда думала, что он бросит
меня.
Но мой малыш меня спасает. Из-за
него я не даю себе расклеиться и думаю о будущем.
Глаза начинают уже слипаться к
началу одиннадцатого, как вдруг звонок в дверь, после которого я
медленно, дрожащими пальцами закрываю книгу и спускаю ноги с
дивана.
