Ночь опустилась на Кокуорт, окутав тишиной старые улочки и дома. В одном из них, в скромном жилище под названием Спиннерс-Энде, царил полумрак. Здесь, в этой неприметной обители, находился Северус Снейп.
Воздух в доме был прохладным, пропитанным запахом старых книг и чего-то неуловимо горького, словно отголосок давних переживаний. Снейп, как всегда, был погружен в свои мысли, его обычно непроницаемое лицо казалось еще более суровым в тусклом свете единственной лампы.
За окном шелестели листья, приглушенный шум ночного города лишь подчеркивал его уединение. В этот час, когда мир вокруг засыпал, Снейп оставался наедине с собой, со своими воспоминаниями и, возможно, с теми тенями прошлого, которые никогда не покидали его. Спиннерс-Энде, казалось, хранил в себе отголоски его непростой жизни, становясь для него временным пристанищем в этой тихой, но наполненной внутренними бурями ночи.
Внезапно тишину нарушил резкий стук в дверь. Снейп вздрогнул, его пальцы, до этого медленно перелистывавшие пожелтевшие страницы, замерли. Стук был настойчивым, нетерпеливым, совершенно чуждым спокойствию его нынешнего убежища. Кто мог искать его в столь поздний час, в этом забытом уголке мира, где он так старательно пытался раствориться? Его взгляд метнулся к двери, черной громаде в полумраке комнаты, и в нем мелькнуло что-то похожее на тревогу, быстро сменившееся привычной маской непроницаемости.
Он не ждал гостей. Никогда не ждал. Его жизнь после войны стала чередой уединенных дней, наполненных лишь отголосками прошлого и тихим шепотом сожалений. Каждый звук извне казался вторжением, нарушением хрупкого равновесия, которое он так тщательно выстраивал. Но этот стук… он был слишком настойчив, чтобы его можно было проигнорировать.
Медленно, словно нехотя, Снейп поднялся с кресла. Его движения были плавными, но в них чувствовалось напряжение. Он не спешил. Каждый шаг по скрипучему полу отдавался эхом в тишине, усиливая ощущение ожидания. Он подошел к двери, прислушиваясь. За ней не было слышно ни шагов, ни дыхания, только этот настойчивый, ритмичный стук, словно кто-то пытался пробиться сквозь стены его уединения.
Его рука, бледная и тонкая, коснулась холодной дверной ручки. В этот момент он почувствовал, как по спине пробежал холодок. Это было не просто любопытство или раздражение. Это было предчувствие. Предчувствие того, что этот стук может изменить все, что он так старательно пытался сохранить. Что бы ни стояло за этой дверью, оно несло с собой отголоски того мира, от которого он так отчаянно бежал. И, возможно, оно несло с собой и то, что он давно считал потерянным навсегда.
Снейп медленно повернул ключ в замке, щелчок которого прозвучал неестественно громко в окружающей тишине. Он не открывал дверь сразу. Секунда, другая, третья – он давал себе время подготовиться, выстроить новую стену между собой и тем, что ждало снаружи. Его взгляд скользнул по дверному глазку, но изображение было размытым, искаженным, как и многие воспоминания, которые он предпочитал не вспоминать. Тем не менее, он узнал силуэт. Незнакомый, но в то же время смутно знакомый.
С легким скрипом дверь поддалась, открывая узкий проем в ночную мглу. На пороге была корзинка, в которой спал ребенок. Снейп замер, словно окаменев. Ребенок? На его пороге? Это было настолько абсурдно, настолько немыслимо, что он на мгновение усомнился в реальности происходящего. Может, это галлюцинация? Последствие слишком долгого пребывания в одиночестве, игра разума, уставшего от тишины и воспоминаний? Но нет, корзинка была вполне реальной, сплетенной из ивовых прутьев и устланной мягкой тканью. И в ней, свернувшись калачиком, мирно спала девочка.
