После войны евреев в Латвии вообще, и в Риге в частности, от довоенной цифры в 93 тысячи оставалось всего 11 %. Остальные были уничтожены фашистами и их латышскими пособниками.
Эту совсем небольшую часть населения республики составляли люди, возвратившиеся из эвакуации, и те, которых Советская власть направила в Латвию работать после войны из других регионов СССР – восстанавливать народное хозяйство. Коренные латвийские евреи и приехавшие на новое место из разных республик СССР не были однородной массой.
Первые свободно владели латышским, идиш и русским языками. Соблюдали еврейские религиозные праздники. Знали историю еврейского народа и не имели никаких проблем с самоидентификацией. Кроме того, значительная часть из них прошла довоенную школу частного предпринимательства, владела ремеслами, умела торговать.
Вторая часть – приезжие евреи – были людьми с абсолютно советской идеологией: не знали или плохо знали идиш, стеснялись своей еврейской национальности, путались в еврейских праздниках и не соблюдали их, но зато почти поголовно имели высшее образование и обладали навыками организаторов производства.
Герой нашего повествования родился в Риге в семье приехавших в республику евреев с Украины и вырос полностью советским человеком – активным общественником, добросовестным работником. Он честно служил советской стране и исповедовал ее идеалы.
О том, что из этого получилось, рассказывает эта книга.
Все персонажи и события вымышленные. Любые совпадения с реальной жизнью являются случайными.
К слову: за период 1990–2013 гг. из России навсегда уехало более полутора миллионов образованных, энергичных, предприимчивых, не самых плохих ее граждан.
Авраам Шейнкман
Все события вымышлены. Возможные совпадения случайны.
Семь километров по слегка заснеженной проселочной дороге от автобусной остановки до конторы колхоза Арик прошел пешком. Было около девяти часов утра, когда он дотопал до хутора «Дакас», где в то время размещалась контора колхоза «Балдоне» Рижского района.
Трехэтажное старое здание неопределенного грязноватого цвета выглядело пустым. Только откуда-то со второго этажа слышался голос мужчины, похоже, разговаривавшего по телефону на повышенных тонах. Арик поднялся по деревянной лестнице. Прямо на лестничную клетку была распахнута дверь.
В маленькой приемной не было никого. Направо, в большей по размеру темноватой комнате, размещался кабинет председателя правления, о чем свидетельствовала старая табличка без стекла. Мужчина лет сорока пяти в грязных резиновых сапогах, мятых брюках и толстом коричневом свитере из крестьянской шерсти выговаривал кому-то в трубку. Увидев Арика, он жестом показал ему зайти.
Единственной меблировкой кабинета председателя были разномастные стулья, стоящие вдоль единственного окна, и старый письменный стол с одной тумбой. Продолжая кричать в трубку, хозяин кабинета указал Арику на стул. Тот сел. Закончив разговор, колхозный начальник молча смотрел на Арика пару минут. Арик тоже молчал, ждал.
Председатель был довольно высоким и симпатичным дядькой с усталым лицом. И рассматривал он Арика спокойно и доброжелательно.
– Ну, с чем пожаловал? – спросил председатель.
Арик, молча, достал из папки и передал через стол направление Минсельхоза Латвии на работу в это хозяйство. Председатель также молча взял и медленно прочитал письмо. Посмотрел на заголовок, на подпись, на дату.
– Давай диплом!
Арик протянул свою синюю «корочку» с вытисненным гербом СССР на обложке. В диплом был вложен и листок с оценками по всем предметам, изучавшимся на зоотехническом факультете Латвийской сельскохозяйственной академии. На всякий случай, он передал и паспорт. На паспорт председатель не взглянул, а диплом и вкладыш изучил основательно.