– Лапиков! – крикнул мне мастер.
Я обернулся, оставив свой шлифовальный станок без дела.
– Иди, тебя начальник участка вызывает. – сказал он.
– А что случилось? – спросил я, потянув за рубильник, и вырубив ток.
– Не знаю, сказал что бы ты срочно зашёл.
Мастер был обыкновенный и заурядный рабочий человек, которому уже за сорок. Время брало своё, он уже не гнался за красным столом, наверху в канцелярии завода. Задница его уже начинала виснуть, а спина вылазила кверху. Нормальная реакция, на тех кто вкалывает.
Начальник участка был у себя:
– Вызывали? – спросил я, зайдя в кабинет.
– А Лапиков, да давай заходи. – он открыл папку и достал несколько чистых листов. И положил передо мной ручку.
– Увольняете? – спросил я, чувствуя как у меня немеет под языком.
– Ты сколько уже лет, здесь работаешь? – спросил он.
– Семь лет будет. – ответил я, нервничая и комкая в руках сигареты.
– Не мало знаешь, не мало. Да ты садись, чего вспотел то?
Он открыл второе окно у себя в кабинете. Август удался самым жарким, за всё лето. Цеха били и работали, время шло, и скоро близился обед.
– Семь лет, человек трудиться на нашем заводе, семь лет.
А мы ему не разу не давали путёвки на море. Это как понимать то?
Если бы я мог ожидать другой расклад событий, я бы и не переживал, однако увольнение с путёвкой на море, мало чем конкурировали в моей тревоге. Начальник ткнул вентилятор на столе.
– Во общем даём мы тебе путёвку, на две недели. Отдохнёшь, наберешься сил, всё равно в отпуск уходишь. Будет что вспомнить, найдёшь себе там самочку и будешь с ней кружиться. Гляди ещё и женишься.
Он засмеялся и подал мне оригинальные листы формуляра.
– С 1 сентября по 12, а там приедешь как кот. Чего вспотел то? Чего глазами захлопал? Пора взрослеть, и жениться, а то так и будешь ходить лопухом.
Я был не согласен.
– У меня свои дела в отпуске, – начал отговариваться я. – Да и не с кем мне ехать, а один я не хочу. Идите вы куда подальше со своим морем.
Я кинулся к дверям, и вышел наружу, словно из кипятка бросился в лёд, и ошпаренный до конца дня не мог прийти в себя.
– Что он тебя вызывал? – спросил мастер в душевой.
– Да, так, на море дают путёвку. – я уже почти уходил, почти неизвестный, с секретом в голове и полотенцем в руках.
– Куда, куда? На море? А ты что? – мастер подошёл голый ко мне, потряхивая своим инструментом и вытирая спину.
– Мне некогда, да и желания нет, – ответил я.
– Ничего себе, желания нет. Тут уже пять лет получить не могу, а он желания нет. А может силёнок нет, ехать то?
Один засмеялся, а остальные подхватили, дрыгая своими набитыми животами и концами.
– Да пошли вы, – крикнул я и ушёл в раздевалку.
Мысль о курорте в сентябре, не давала ни грамма покоя, ни ночью ни днём. Мама заметила в моих глазах не ладное:
– Что, опять влюбился? – спросила она, улыбаясь и напоминая, последние события моего романа.
Наивность, с которой я тогда приходил к ней и уходил от неё, была белая и бесполезная как старое, замёрзшее дерьмо. Выкачав из неё несколько поцелуев, за три дня, больше ничего не произошло. Я был не правильно организован с ними. Слишком добр и слишком ласков. Добрым и ласковым судьба дрочить, там за тёмным углом, и я это знал.
* * *
Вечером того не броского дня, в мою серую обыденность, ворвался телефонный звонок, словно молния разрезав на пополам трубку и разбив мой стакан холодной воды.
– Алло, – ответил я.
– Привет, – донеслось оттуда. – Есть дело, через пять минут будь готов. Потный стакан смотрел на меня с неизвестностью и жалостью, я смотрел на телефон с омерзением и страхом. Через пять минут я стоял на улице, и подъехала чёрная «десятка». Блестевшая своей простотой до воли абсурда, с грязными дисками на колёсах и вмятиной на левом боку. За рулём этой красотки с разбитыми крыльями, сидел человек чья похоть, подобно муравейнику, постоянно бурлит и не успокаивается. Это был один из моих знакомых, от которого я всегда старался спрятаться, ведь кроме счастья мы с ним находили лишь беды. В машине стоял рвотный аромат кофейной «ёлки» и его одеколона с ландышами. Кривой спустил колёса с ручника и мы тронулись. Мне он вообще то не очень нравился, но счастья попытать выходил с ним всегда. Обычно оно нам не светило.
