Впервые я встретил ее на исходе одного из самых обычных будних дней, какие только и бывают в школах типа Шеррингфорда. Было немного за полночь, и последние несколько часов я сидел в своей комнате с ледяным компрессом на вывихнутом плече – результат тренировки по регби, окончившейся, едва начавшись. Подобное здесь не редкость, это я понял сразу, в первую же неделю, когда капитан команды пожал мне руку с таким голодным видом, что, казалось, сейчас зальет пол слюной. Команда Шеррингфорда по регби уже много лет подряд каждый сезон оказывалась последней в своем дивизионе. Но только не в этом году; Клайн постоянно напоминал мне об этом, обнажая в улыбке все свои неестественно мелкие зубы. Я стал их белым китом. Местным мессией. Вот почему школа отстегнула денег не только на мое обучение, но и на транспортные расходы, а это не шутка, когда ты на каждые каникулы летаешь к матери в Лондон.
И все бы ничего, если бы не одно большое но: я ненавидел регби. Я совершил фатальную ошибку, когда пережил мол[1] во время прошлогодней игры в своей школе в Лондоне и вроде как случайно привел нашу команду к победе. Я и старался-то только из-за Розы Милтон, которая в кои-то веки пришла на матч и в которую я был тайно влюблен два долгих мучительных года, – откуда мне было знать, что игру будет смотреть и главный тренер сборной Шеррингфорда. С первого ряда, выискивая таланты. Понимаете, у нас в школе Хайкомб была неплохая команда по регби.
Черт бы их всех побрал.
Особенно моих новых товарищей по команде: телячьи глаза, бычьи шеи. Если честно, я ненавидел и сам Шеррингфорд с его гладенькими зелеными лужайками, безоблачным небом и центром города едва ли больше бетонной коробки, которую мне выделили в Миченер-холле. Центром, где есть минимум четыре кондитерские с капкейками, но ни одного места с нормальным карри. Центром, откуда всего час езды до дома моего отца. Он постоянно грозился, что приедет. И для меня это была именно угроза. Мать хотела, чтобы мы получше узнали друг друга; они развелись, когда мне было десять.
А по Лондону я скучал как по недостающей руке или ноге, несмотря на то что прожил там не так много лет, поскольку, хоть мама и уверяла, что в Коннектикуте я буду чувствовать себя как дома, это место больше напоминало тюрьму. Очень ухоженную тюрьму.
Я пишу все это, чтобы вы поняли, что в сентябре того года я бы с удовольствием чиркнул спичкой и посмотрел, как Шеррингфорд сгорит к чертям. И все же еще до моей встречи с Шарлоттой Холмс я был уверен, что если мне и удастся с кем-то подружиться в этом жалком месте, то только с ней.
– Так ты тот самый Ватсон. – Том был в восторге. Его гладкий манчестерский акцент сменился самым чистым кокни[2], который я когда-либо слышал. – Дружище! Дорогой мой! Ватсон, иди ко мне, я тебя поцелую!
Комната, которую мы с ним делили, была такой крошечной, что мой вытянутый средний палец чуть не выколол ему глаз.
– Бредфорд, да ты гений. Серьезно. Сам шутку придумал?
– О, чувак, да это же идеально. – Мой сосед засунул руки в карманы вязаной жилетки с ромбами, которую всегда носил под форменным пиджаком. Сквозь дырку от моли было видно, как он шевелит большим пальцем. – Сегодня Лена закатывает вечеринку в Лоуренс-холле – сестра снабжает ее водкой. А кто у Лены соседка по комнате, тебе известно. – Он выразительно поднял брови.