Глава I. Телеграмма из Будапешта
Люсинда Ван Хельсинг выглянула в окно. За ней уже идут, идут, она знала это. Девушка нервно расхаживала по ковру, потирая руки и время от времени прикрывая ладонью рот. Она чувствовала, какие острые у нее зубы – как будто уже и не ее. Вчера даже губу прикусила нечаянно.
Прозвонили часы на каминной полке. Скоро уже время послеобеденного кофе. Хельга принесет его, как обычно, и она, Люсинда, будет сидеть и смотреть на кофейник, на маленькие пирожные разных сортов. Есть она больше не могла. Уже три дня ничего не ела.
Так-так… а это что такое – вон там, за липой, у кустов бирючины? Что-то черное мелькнуло. В последние дни Люсинда не раз видела, как они прячутся в засаде. Фрау Мюллер, экономка, говорила, что никого тут нет, но она-то знает – она их чувствует. Да, они идут за ней. Скоро она окажется там, где ее уже никто не отыщет, и никто никогда не узнает, что с ней сталось.
Через пять минут, когда горничная Хельга вошла в комнату, она была пуста. Упавший стул валялся на полу, а в остальном гостиная выглядела как всегда. Только Люсинда исчезла.
Диана: – А по-моему, не стоит начинать с Люсинды. С нас нужно начинать.
Кэтрин: – С какой это стати ты мне указываешь, как писать?
Жюстина: – По-моему, она права, Кэтрин. Прости, я понимаю, ты автор, но мне кажется, Диана права. Начинать нужно с нас.
Кэтрин: – Ну ладно. Как хотите.
Собрание клуба «Афина» было открыто, и все члены были в сборе.
Окна в гостиной открыли, чтобы впустить свежий утренний воздух. Стоял конец лета, и – редчайшее чудо – в Лондоне было тепло. Беатрис сидела в одном из кресел у окна, с наслаждением купаясь в солнечных лучах, словно ядовитый цветок.
– Такая погода напоминает мне Италию! – сказала она. Не знаю уж, что у Лондона может быть общего с Италией.
Мэри с Дианой сидели рядом на диване, хотя официально были в ссоре. Вчера Диана срезала портновскими ножницами все перья с любимой шляпки Мэри.
– Почему вы меня с собой не берете? – спросила она тоном маленькой капризницы.
– Во-первых, я тебе не доверяю, – невозмутимо проговорила Мэри. Наша Мэри всегда невозмутима. И шляпку она уже починила. – А во-вторых, ты моя сестра, и я хочу, чтобы ты оставалась здесь, где тебе не будет грозить опасность. Я еду, потому что одна из всех знакома с мисс Мюррей. Жюстина едет, потому что она говорит по-французски и по-немецки.
– Но по-немецки – только совсем немножко, – вставила Жюстина.
– А Кэтрин едет, потому что всегда полезно иметь при себе кого-то, кто умеет кусаться.
– Я тоже умею кусаться! – Диана оскалила зубы, словно намереваясь продемонстрировать это на деле.
– А в-третьих, тебе нужно думать об учебе. Ты ведь даже не знаешь, где Вена находится, как же ты поедешь?
Диана: – Никакая я не капризница! Что это вообще за слово такое? По-моему, ты сама его выдумала. Писателям так можно, да?
Мэри: – А я еще какая возмутимая! Тебя послушать, Кэтрин, так я какой-то Шерлок Холмс в юбке, а на самом деле ничего подобного, благодарю покорно.
Диана: – А неплохое сравнение вообще-то. Ты такая же невыносимая, как и он.
Жюстина сидела на ковре. В наших креслах, по ее словам, она чувствовала, будто вся сжимается, как какой-нибудь аккордеон. А Кэтрин, она же автор, стояла у камина, прислонившись к нему спиной, и выглядела весьма изящно в мужском костюме.
