Запах. С него все и начинается. Хлорка, ржавчина и чужой тестостерон. Так пахнут подъезды, в которых женщины принимают плохие решения. Лампа над головой издает больной, сухой щелчок. Раз. Два. Словно пытается подобрать код к замку, но комбинацию давно сменили.
Я сижу на полу. Правильная поза: колени к груди, спина прямая. Я хорошая девочка. Я умею сидеть смирно.
Ткань пеньюара – дешёвый, пошлый шелк – цепляется за кожу. Под ним – ничего. Голое, остывающее мясо. Тело – первая предательница. Оно не слушается приказов разума «не чувствуй». Оно покрывается мелкими, злыми пупырышками. Не от стыда. От холода и предвкушения. Это физиология, детка. С ней не поспоришь.
Он сказал «Сиди». Не «посиди». Не «подожди». Простое, собачье «сиди». И хорошая девочка внутри меня завиляла хвостом. Я ведь годами дрессировала себя быть скалой. Быть той, что держит дом, списки покупок и лицо. А оказалось, все, чего мне хотелось, – это чтобы кто-то дал короткую, ясную команду. Без «пожалуйста».
За дверью тишина. Не пустая – рабочая. Гудит, как дорогой сервер. Там, внутри, – его мир. Я выучила его карту по звукам: вот здесь скрипнула половица под креслом, здесь он бросил ключи на стеклянный столик. Запах – «ветивер», въедливый, как правда, – просачивается сквозь щель под дверью. Мой мозг, услужливый маленький лжец, дорисовывает остальное: он стоит прямо за дверью. Он слушает, как я дышу.
Глупость. Он обо мне не думает. Он просто выставил меня за дверь, как выставляют на ночь мусор.
Я больше не мерзну. Я начинаю гореть. Стыд – отличный катализатор, он повышает температуру тела эффективнее любого коньяка. А под стыдом, как гнилая сердцевина в идеальном яблоке, – надежда. Гадость. Самый грязный наркотик. В моей голове больше нет сложных уравнений с ипотекой и планами на отпуск. Только двоичный код: да/нет. Откроет/не откроет. Моя жизнь, такая сложная, такая правильная, свелась к одной кнопке.
Смешно. У меня есть Муж, который дышит по расписанию. Дочь, которая любит меня как функцию. Есть идеальные полотенца, сложенные стопками, как маленькие белые надгробия моим желаниям. Есть орхидеи, эти капризные сучки, которых я заставила цвести по графику. Вся эта декорация «Хорошая Жена™» сейчас стоит за моей спиной и неодобрительно молчит. Они все – мои сокамерники.
Конечно, меня могут увидеть. Тетка с третьего этажа со своей вонючей собачкой. Или – вишенка на торте моего унижения – Андрей. Мой муж. Он посмотрит, моргнет своими честными, уставшими глазами и спросит: «Оля, ты чего? Замерзнешь». Он не увидит позора. Он увидит нарушение распорядка.
Этот пеньюар в спальне, в приглушенном свете, выглядел как обещание. Здесь, под больной лампой, он выглядит как диагноз. Но приказ был «Сиди». И я сижу. Я образцовая пациентка.
Колени ноют от кафеля. Я вспоминаю теплый линолеум на нашей кухне. Голос Андрея: «Не кипятись». Я никогда не киплюсь. Я довожу до идеальной температуры и выключаю газ. И вот – впервые – я закипела. До полного выкипания. И теперь сижу здесь, прилипнув задницей к чужому порогу.
Он ничего не ломал. Он просто переставил мебель в моей голове. Раньше я знала, где у меня стоит стол «долг», кресло «приличия» и кровать «привычка». Теперь в центре – пустота. И он стоит в этой пустоте. И решает, чем ее заполнить.
Лампа сдается, гаснет. Темнота – мой союзник. В ней я просто силуэт. Я шевелю пальцами ног. Рефлекс «хорошей девочки» требует прикрыть колени, но я запрещаю себе. Приказ был: «не шевелиться».
Я слышу, как тикают его часы. Дорогой, уверенный звук. Тик-так. Они отмеряют не время. Они отмеряют мою выдержку. Моя жизнь всегда была чередой правильно выполненных инструкций. И это – самая простая из них.