========== Начало ==========
«Через двенадцать с половиной минут я умру».
Эта мысль не вызывала у Стивена страха или напряжения. Просто констатация факта. Он находился уже в той стадии нервного истощения, когда бояться или дёргаться из-за чего бы то ни было не получается при всём желании.
Почему именно через двенадцать с половиной… нет, уже просто через двенадцать минут?
Потому что ровно столько осталось до того момента, как зайдёт солнце. Так написано в календаре на сегодняшний день, двадцать восьмое июля, и нет смысла не верить солидному печатному изданию.
Конечно, жизнь Стивена не закончится ровно в миг угасания светила. Потребуется ещё не меньше пяти или даже десяти минут, чтобы выкинуть тело из коляски и доползти до края крыши. Но это уже не стоящие внимания мелочи.
Просто ещё немного времени, которое придётся потратить на то, чтобы дышать и шевелиться.
А пока можно смотреть на заходящее солнце, на окна многоэтажек, в которых дрожит красноватое расплавленное золото, на блёкло-синее небо. Смотреть, слушать, как шуршит ветер, как вторит этому шуршанию неумолчный гул городских улиц. Почти тишина. Прекрасная тишина, не нарушаемая людскими голосами.
Стивен пошевелился, и от этого одеяло, укрывавшее его ноги, поползло вниз. Стивен не стал натягивать его обратно.
Случись это в палате, к нему бы уже кто-нибудь подскочил и заботливо укутал мосластые коленки и ледяные бёдра. Как будто бесчувственные неподвижные ноги Стивена внезапно станут тёплыми, если их замотать в кусок ткани. Или это такой неумело замаскированный способ отвлечь его от созерцания почти мёртвых нижних конечностей? Да зачем так стараться, если даже не видя этих бесполезных подпорок, Стивен постоянно помнит о том, что они бесполезны? Что они его предали, что собственное тело стало его врагом номер один, пожизненным стопором на пути к любой мечте, причиной, чтобы расхотеть жить?
Скорее всего, такие сложные измышления приходят в голову только самому Стивену. Те, кто постоянно толчётся рядом с ним, ни о чём подобном не думают, а просто видят сползшее одеяло и спешат поправить. Для них же не составляет никакого труда заметить и подойти.
Подойти.
Просто сделать два, три, двадцать, тридцать шагов. Не ощущая ровным счётом ничего особенного, не задумываясь над тем, как это здорово, как это необыкновенно – просто делать шаги.
Просто идти туда, куда хочется.
Просто идти.
Шесть минут пятьдесят секунд. Осталось уже совсем недолго ждать.
Можно передумать. Развернуть инвалидное кресло, вытащить из ручки чердачной двери металлический прут. Заехать в лифт и нажать кнопку с цифрой «пять». Вернуться в палату. Выпить стакан горячего молока. Улыбнуться навстречу… кто там сегодня по расписанию с ним ночует? Мама? Сестра? Нет, сегодня, кажется, очередь деда. Это значит, что предстоит не спать как минимум до полуночи, опять на них будут ворчать ночные медсёстры, но дед всё равно уговорит их не выключать свет в палате, пока они со Стивеном не доиграют партию в шахматы…
Уговорил бы. Если бы Стивен дождался деда в палате.
Но Стивена нет в осточертевшей до безумия комнате с бледно-зелёными стенами и белым потолком. В которой стол и тумбочка завалены книгами, блокнотами, карандашами и ручками, на спинках стульев висит одежда – на первый взгляд уже и не палата в реабилитационном центре, а обычная спальня обычного человека. Умного и совсем ещё молодого человека, который чередует чтение Шопенгауэра с перелистыванием музыкальных журналов. Обычного студента гуманитарного колледжа, кропающего стихи на философские темы и прячущего тетрадку под матрасом.
Безнадёжно отставшего от жизни из-за того, что ему уже полгода как запрещено пользоваться телефоном и компьютером – у Стивена вшита прямиком в спинной мозг какая-то сложная электронная хрень, заставляющая частично парализованное тело дышать и переваривать пищу.
