Шелест простыней, жар разгоряченных
тел, сплетающихся воедино, тяжёлое дыхание — одно на двоих, и стон.
Его? Мой? Не знаю. Да сейчас это и неважно.
Сладкая истома охватывает всё моё
существо. Глаза ослепляет яркая вспышка. Тело изогнулось дугой, и
тут же забилось в судороге экстаза. Тот, чьи объятия напрочь лишают
меня разума глухо зарычал, последний раз поддаваясь вперёд. Жёстко,
болезненно и безумно сладко.
Лежу, лицом вниз. Пряча в подушке
лицо, искусанные припухшие губы. Нагая. Утомленная. С глупой
улыбкой на губах. Внизу живота всё трепещет, и кажется я до сих пор
ощущаю как пульсирует во мне изливаясь, упругая горячая плоть.
Сил нет. Совсем. Говорить и то не
могу.
Бурная вышла встреча, после
двухнедельной разлуки. Двух, мучительно долгих, наполненных
страхами и переживаниями, недель, показавшихся мне вечностью. Да и
как не волноваться, если он не просто военный, а боец секретного
спецподразделения. Вернее, старший лейтенант. “Уже не рядовой, ещё
толком не офицер”, — как говорил сам Юра.
Куда закидывали его на этот раз?
Не известно. Спрашивать бессмысленно
— не ответит.
Пока его не было рядом, постоянно
гадала: выживет ли? Вернётся ли?
Ведь не факт. Гарантии нет.
Но в этот раз он выжил. Вернулся. И
вот это его возвращение, возможно, не переживу я.
Но умру счастливой, — мелькнула
мысль, в ответ на ласковые прикосновения лежащего рядом мужчины.
Пальцы Юрия почти невесомо прошлись по коже спины. Я невольно
вздрогнула от щекотки и волны предательских мурашек. Внизу живота
вновь разливается тепло. Вот же! Казалось бы, сколько можно-то?
Повернуться бы, взглянуть в его
бесстыжие глаза, но лень. Все силы из меня выжал. А потому просто
лежу, пытаясь прикинуться столь распространенным в народных байках
— спящим “бревном”. Вот заслужила я отдых, честно! Сколько можно
уже измываться над моим измученным телом? Я безусловно рада что он
настолько соскучился, но ещё чуть-чуть и завтра уже не смогу встать
с постели.
Оскара за использование роли “Бревна”
мне не дадут. Неправдоподобно оно живое, нет-нет да вздрагивающее.
Сложно делать вид что спишь, и ничего не чувствуешь, если внутри
всё уже клокочет от желания. А он словно издевается, будто не
видит, что всё это не более чем игра. Так и хочется сказать:
“Возьми уже меня! Да пожестче”. Но нет, не дождется! Ведь
специально меня мучает этими ласковыми пытками. Ждёт, когда не
вынесу, взмолюсь, озвучу рвущиеся наружу слова, и, проиграю
недавний глупый спор.
— Упрямая… — шепчет, явно садясь,
судя по слегка прогнувшемуся матрацу, и продолжая садистскую игру —
легонько, почти невесомыми движениями, оглаживает ставшие
неимоверно чувствительными щиколотки, постепенно поднимаясь всё
выше… Выше… И выше…
Медленно! До чего же медленно…
Его пальцы касаются внутренней
стороны бедер, и я вцепляюсь зубами в подушку, сжимая в кулачках ни
в чем не повинную простынь.
Ну же, давай! — мысленно прошу, но он
глух к моим безмолвным позывам. Я как та цитадель, что уже сдалась
на волю победителя, гостеприимно открыла врата, ожидая когда
войдут. Ан нет, вместо того, чтобы овладеть входом в святая святых,
он лишь лёгкими, мучительно медленными, движениями обвёл контуры
ягодиц и заскользил вверх. По изгибу поясницы, вдоль позвоночника,
к лопаткам… Вынуждая не просто таять как воск, а гореть в его
умелых руках.
В животе свился жаркий пульсирующий
ком. Он крутится так-сяк, вращается, будоража сознание и тело.
Дыхание сбивается, сердце, того и гляди, вот-вот выскочит из
груди. Извиваюсь, с трудом подавляя рвущиеся наружу всхлипы и
стоны. Главное, не закричать.
Глупо, но принцип не проигрывать у
меня в крови.
Откуда силы взялись? Не знаю. Ерзаю,
прогибаюсь, открывая его взору самое сокровенное, пусть и без слов,
но более чем красноречиво, говоря, что готова.
