Ты утонешь в бездне моих глаз,
Моё море поглотит твое сердце.
Ожиданием будет вечность
отравлена.
Звёздами выложишь имя моё,
Млечный Путь обойдешь в тщетных
поисках.
В этой жизни с тобой мы не
встретимся.
Бусины счастья нашей любви
Рассыпались
С нити оборванной.
***
Подол ее белого ханьфу,
подхватываемый потоками воздуха, принимал причудливые формы. Пояс
развязался и струился вверх легкой волной. Она летела вниз, не
камнем, но птицей. Расслабив руки и ноги, словно крылья, отдалась
на растерзание ветру и своей судьбе.
Счастье, словно феникс, помахавшее
перед ее носом своим хвостом, сгорело, оставив после себя лишь
пепел разочарования. Маленький цветочек, захотевший лишь одним
глазком взглянуть солнце, сжег свои лепестки.
Спиной упав в Море Забвения, Цзы Сэ
выдохнула. Мучения, наконец, закончились. Так даже лучше. Все, что
между ними было, рассыпалось бусинами безысходности с оборвавшейся
нити любви.
Она отпустила…
***
Кисти неизвестного художника
изящными мазками радовало начало осени. Деревья, словно важные
императорские особы, уже успели облачиться в багряно-золотые
наряды. Еще ласковое солнце нежно обнимало каждого утренними
лучами.
В поместье главы Цветочного клана
Сян вовсю кипела работа. Слуги, вооружившись метлами, старательно
очищали двор от опавших за ночь листьев, как будто не желая
признавать то, что лето закончилось.
Служанка Цзю Ли, прилагая всю свою
девичью силу изо всех сил затягивала пояс на розовом ханьфу второй
молодой госпожи Сян.
— Барышня, но я не могу затянуть ваш
пояс еще туже, — уже почти плакала личная помощница.
— Ты не ной, а затягивай. Видишь,
как живот еще торчит! — раздраженно ответила госпожа, схватившись
за деревянные опоры кровати.
— Но, барышня, вы же дышать не
сможете, затяни я еще на лисий ус больше, — сделала попытку
прекратить свои мучения служанка.
— Смогу. Ради Ван Шу я все смогу.
Затягивай! — грозно скомандовала молодая госпожа Сян.
— Но не смогли же вы остановиться во
время вчерашнего ужина, — с укором ответила Цзю Ли. — Зачем съели
пять крылышек вместо одного? И огромную чашку риса в придачу.
— Это несправедливо, — наконец,
сдалась молодая госпожа и, оттолкнув девушку, села на кровать. —
Если мне дан рот и желудок, почему я не могу их использовать по
назначению? Думаешь, Ван Шу нравятся худые девушки? Не понимаю,
почему крупный пион в вазе — самый красивый, а в человеческом
облике все совсем иначе?
— Госпожа, ваши сестры едят, словно
птички клюют. А у вас же, — Цзю Ли тщательно подбирала слова, чтобы
не перейти границу, — аппетит, как у армейского генерала.
— Мои сестры ромашки щипаные, лицом
я самая красивая из них вышла! — она взглянула на себя в небольшое
круглое зеркало, лежащее на кровати, с красивой гравированной
цветами ручкой.
— Что правда, то правда. Скинуть бы
вам немного вес, так отбоя от женихов бы не было, — задумалась Цзю
Ли.
— Не нужны мне другие женихи, хочу
только Ван Шу в мужья! — госпожа скрестила руки на груди.
— Но ведь он давно глаз положил на
первую молодую госпожу И Лань. Скоро и свадьба будет, об этом все
знают. Для того и ходит в наше поместье. Нехорошо это — женихов у
сестер уводить, покачала головой служанка.
— И Лань, хоть и старшая, но самая
обычная незабудка. Каким образом такому красавцу гладиолусу, как
Ван Шу, могут нравится настолько невзрачные и простые цветы?
— Госпожа И Лань изящна и грациозна.
Уж как она играет на гуцине и поет… — Цзю Ли сложила руки в замок и
поднесла их к груди, провалившись в воспоминания о дивном голосе
первой госпожи.
— Какой прок от гуциня в хозяйстве?
Я вот готовлю хорошо и многое про лекарства знаю. Разве для мужчины
быть сытым и здоровым не самое главное? Отец всегда так
говорит.
