После гибели отца и брата мне пришлось возглавить семейный бизнес.
Я была к этому не готова. И человек, назвавшийся старым другом отца, предложил мне свою помощь. Его условие – фиктивный брак, и он обещал, он клялся, что только на людях будем делать вид, что все взаправду, потому что если кто-то узнает, что нет… брак признают недействительным, и я останусь один на один с теми, кто жаждет добраться до капиталов отца.
Все пошло совершенно не так с самого дня нашей свадьбы. День, обычно самый счастливый для каждой девушки, стал началом кошмара. Муж меня обманул, в обстоятельствах смерти отца возникло много вопросов, и моя собственная жизнь теперь висит на волоске.
***
Меня как в средние века собственный отец вручил этому зверю. Спящему пока еще зверю, боюсь узнать, что случится, если его разбудить.
Я развернулась и на негнущихся ногах пошла к двери.
– Как вас зовут? – спросила я, остановившись в дверном проеме.
– Марк Истомин.
– Давай, давай, проходи, цесаревна, – подтолкнул меня в спину мужчина в темном костюме. Он был похож на гангстера, не иначе, но это были всего лишь условности, мои ощущения. Никто пока не причинил мне вреда. – Проходи, никто здесь тебя не съест.
– Она все-таки дочка Царева, – кашлянул его напарник, такой же хмурый, безликий и темный. – Босс за «тыканье» ей нас по голове не погладит.
– Дочка? – хохотнул первый гангстер и все-таки выволок меня как тряпичную куклу из лифта. – Да блин, как она этим всем собралась ворочать? Она хоть школу окончила?
– Мне девятнадцать, – и это было единственное, что я вообще им сказала, кроме тихого «здравствуйте», когда они приехали за мной.
Я шагнула на мягкий синий ковер, полностью скрывавший звуки шагов – даже этих амбалов. За панорамным окном на немыслимой высоте стыл зимний заснеженный город. Холл был полутемен и пуст, только справа зияла полоска яркого света из приоткрытой двери.
Вот и все. Я незаметно для амбалов утерла скатившуюся слезу. Сколько раз я твердила себе – не плакать? Не плакать! Нельзя, бабушка меня учила всегда другому! Андрей и папа сейчас в лучшем мире, не то что я… Мне даже оплакать их как следует не дали.
– Девятнадцать, – услышала я за спиной удивленное хмыканье. – Эх, как жаль пацана, он же моложе был, а какой толковый!
Я поняла, что он говорит о моем погибшем брате Андрее, и до крови закусила губу. Не плакать!
– Давай, цесаревна, иди вон туда, тебя ждут.
Выпрямив спину, я пошла к двери. В самом деле, это всего лишь формальность. Меня не съедят, не убьют и не покалечат. Наверное. Потому что хотели бы, привезли бы никак не сюда, в самый деловой центр столицы, а выкинули где-нибудь в лесу, сколько их мы проехали по дороге…
Зачем я здесь, я не знала. Я привыкла подчиняться тем старшим, которые окружали меня, и когда мне сказали «поедешь с ними», я и не думала возражать. Надо, значит, надо, я понимала, что после гибели брата и отца ко мне перешли какие-то обязательства… может быть, нужно что-то подписать, связанное с похоронами.
– Добрый вечер. Можно войти?
У окна стоял молодой мужчина лет тридцати. Он обернулся, услышав мой голос, с удивлением подался вперед, разве что не приоткрыл рот, но потом нахмурился.
– Сколько раз говорить, что уборку проводить, когда я уеду? – строго спросил он.
Подобные люди окружали моего отца. Излучающие неприязнь ко всему живому. Я старалась избегать это общество, и если до смерти отца меня никто не неволил, сейчас у меня просто не было выбора. Чеканное, как на монете, лицо, темные глаза, плотно сжатые губы, костюм скрывает тренированное и сильное тело, и только на вид – издалека – он похож на голливудскую звезду. Нет, он не улыбнется чарующе, он может только оскалиться, и тогда – беги, Маша, беги. Он тот, кто он есть – человек, рядом с которым даже воздух становится тяжелее, давит грудь не то что от страха – никто ничего не сделает со мной здесь, мы не в кино, не в давно миновавших девяностых, – но хочется, чтобы он отвернулся и забыл о моем существовании.
