1. Прототип.
Бывают места, где достаток и благополучие соседствуют с нищетой и грязью. На Маросейке таким местом был перекрёсток с Кривоколенным переулком. Кафе «Ласточка» находилось в глубине двора, а на улице оставалась только вывеска с Г-образной стрелкой: «Дешёвые обеды». Здесь всегда бывало шумно, смрадно, а вечерами и небезопасно. Обычные посетители – рабочие с фабрики «Бон Кримс» (кириллицей), продавцы из ларьков, журналисты издательского дома «Пресс-Москва», «иностранцы» из ближнего зарубежья, бомжи, опустившаяся интеллигенция, проститутки, первогодки-гаишники…. Восемнадцать столиков в зале, разделённом аркой надвое, две официантки в белоснежных чепчиках и серых передниках, древний промышленный вентилятор в форточке, открытой круглый год.
Мухи, висящие ленты коричневых липучек, кухонная жара, запах подгоревшего масла. Музыкальный автомат с бесконечной монотонной скороговоркой Ciara, румяные пирожки с капустой и неизвестным мясом, масляная плёнка в чашке растворимого кофе. Владелец кафе хачик Карен окупил дело через шесть месяцев после открытия – на мясе со скотомогильника и просроченных консервах.
Но всё же это было лучшее кафе для тех, кому глубоко плевать на имидж, кто вечно торопится делать своё дело.
Здесь можно было наесться до отвала за 150 рублей, а то и дешевле. Шеф-повар Азиз, гордость персидского залива, мог шутя приготовить из неликвидов блюдо, на вкус почти не отличимое от стряпни, предлагаемой вам в относительно приличных заведениях.
…Андрей сидел за столиком прямо под вентилятором. Жужжание огромных, как у винта Титаника, лопастей не раздражало. Даже напротив, приносило некоторую пользу – частично заглушало вопли Ciara. Он уже закончил обед, но торопиться в редакцию не было нужды.
Пасьянс не сходился.
Карты сдавались уже битых полчаса, и Андрей стал замечать, что в последнюю сдачу выпадала одна и та же комбинация – два туза, девятка, две четвёрки, семёрка три короля и валет. Ни одной карты нельзя было переложить, включая стопки. Он знал, что так не бывает, и, вероятно, ошибался при запоминании комбинации. Какие-то карты ложились всё же иначе, он не помнил. Или нет?
Ноутбук он держал на коленях, отхлёбывая кофе. Это было опасно – Андрей знал себя. Только чудо спасало клаву от того, чтобы не быть залитой из чашки, проносимой над ней. А с другой стороны, ноутбук давно уже просился на свалку – он не включался без лёгкого удара рукой в район винта.
– Мужчина, можно бутылочку?
Слово «мужчина» прозвучало с чётким разделением звуков «ж» и «ч», как это делают иностранцы. Но произнесший их не был иностранцем. На вид лет пятьдесят, может чуть больше. Невысокого роста мужичок, как говорят про таких – «соплёй перешибёшь», одет в когда-то неплохой костюм натуральной шерсти. На локтях пиджак давно изменил цвет и фактуру, а стрелок на брючинах не наблюдалось уже лет десять, не меньше. Высокий лоб, большая залысина, глаза, посаженные близко к переносице, оттопыренные уши пожилого вундеркинда, на удивление чисто выбрит.
Что ещё?
Руки. Такие бывают у пианистов и скульпторов, но только не у бомжей – даже столичных.
Андрей оглянулся; пустая бутылка нашлась под столом. Он протянул её «скульптору».
– Благодарю вас, – бутылка была взята осторожно, с подчёркнутым уважением. Андрей подвинул по скользкой поверхности стола ещё одну – по направлению к «скульптору».
– Эту тоже возьми.
На лице мужичка нарисовалось недоумение.
– Но она… полная?
– Возьми, я не буду пить.
Скульптор колебался, чувствуя подвох.
– Возьми, возьми, дарю!
Бутылка была схвачена, и бомж сделал чуть не реверанс.
– О, спасибо вам наше, господин! Спаси вас господь, спаси вас господь!
Брякнул сотовый, и одновременно с этим пискнул ноутбук – пришло письмо. Андрей посмотрел на табло телефона – от Лерки. Письмо тоже было от неё. Нужно срочно ехать и забирать её с Остожёнки на Варшавское шоссе. Он ожидал этого, что-то в этом роде должно было случиться сегодня.
