Говорил я недолго, ведь нам пора закругляться и валить отсюда. А пока говорил, заряжал обрез вертикалки.
– Нас здесь не было, – говорил я, вставляя два патрона по очереди. – И никто нас здесь не видел.
Патроны двенадцатого калибра, гильзы из плотной бумаги, папковые. Совсем новые, нестреляные, в ствол вошли легко.
Валера выпучил на меня глаза. Смотрел так, будто решил, что я сейчас его застрелю. Ну и догадался же, ёпрст. Тем временем Ярик стаскивал с него окровавленный бронежилет, ну а Глеб Сибиряков снимал экипировку с себя.
– Ты же сам говорил, что бегать тебе негде, – я вслушивался, но милицейских сирен пока не было. – Вот и пришёл сюда, пробежал пару кругов, для здоровья, мол, полезно. Увидел братву – спрятался в траве, обжёгся крапивой. Добавляй больше деталей, Валер, поверят.
– В этом бегал? – он показал на свои берцы и скрипнул зубами от боли.
Но хоть кровь у него перестала идти. А Ярик тем временем стащил с него берцы и начал стягивать свои кроссовки, поменяются обувью. Спортивную куртку с себя снял Глеб и выпачкал в крови, не жалея одежды, хоть и фирмА. Валерке не подойдёт ни куртка, ни обувь, но кто будет вглядываться? Всё равно в больнице снимут. Главное, чтобы вид был, как у спортсмена, случайно оказавшегося не в том месте.
– Ты подумал, что тебя увидят и убьют, – продолжал я. – Спрятался, сидел в траве. Тебя увидел боевик, вон тот, в красной куртке, бородатый. Стрельнул в тебя, ты упал, попросил не убивать…
– Чё? – промычал Валера. – Я у этих гадов пощады просить никогда…
– Слушай меня. Если решат, что ты случайный свидетель, вопросов будет меньше. Короче, ты сказал, боевик задумался, но в засаде сидел Глеб, наблюдал за стрелкой.
Сибиряк уже стянул с себя всё, что могло его выдать. На нём теперь только джинсы и старая вытянутая футболка, зато в руке – табельный ПМ. Затвор так и стоял на задержке.
– Поняв, что стреляют, ты, Глебка, затаился, – придумывал я дальше, – потому что хотел рассказать Некрасову, что здесь было. Но когда ты понял, что боевик ранил гражданского и хочет добить – покинул укрытие и открыл огонь из табельного пистолета на поражение, как и положено. Ты же мент всё-таки, тебе положено людей защищать. Мозги вынесут, конечно, но отмажешься. И с нами не свяжут.
– А как я про них узнал? – Глеб вздрогнул, ведь вдали раздалась сирена. – Не сам же сюда пришёл.
– Некрасов поймёт, что от меня. А перед остальными тебя прикроет, главное, чтобы сам поверил. Слушай дальше… после этого ты выстрелил в сторону бандитов несколько раз и потащил раненого подальше отсюда. И вид сделайте, что друг друга не знаете, хотя бы в начале. Там таксофон стоит, – я показал рукой направление, – вызови скорую, проследи, что всё в порядке. И подмогу зови, пусть ОМОН поднимают, СОБР, снайперов… всех! Всё равно мы уже уйдём. Но чем больше паники, тем позднее они придут.
– Понял, – Глеб выдохнул.
– Опять дыхалка кончится, пока Валерыча тащить будешь, – Ярик усмехнулся.
– Потом смеяться будем, – оборвал я. – С тебя, брат, собрать наши автоматы и броники. Я ещё «Узи» там видел, захвати… Глеб, тащи! Всё, погнали, мужики!
Глеб подхватил Валеру со стороны целого плеча, оба заматерились, но быстро побрели в сторону выхода через выросшую на поле траву, прошли мимо трупов кавказцев.
Я придумал всё в общих чертах, но Глеб – мент, добавит ещё что-нибудь по пути, а Валера, несмотря на боль, запомнит. Ну и, в конце концов, Некрасов теперь наш должник. Как и Александров, но с этим осталось уладить ещё одно дело. Надо знать, кто ещё в курсе.
Раненый Мухамедов пытался взять калаш у трупа, но не успел. Я подскочил ближе и пнул его лысую башку. Он откатился, скаля зубы от боли, достал нож, я пнул ещё раз, разбив ему его выпирающий нос. Только после этого Муха успокоился, да и я нацелил на него обрез.
