Галерен прятался среди густых лесов и высоких гор, окружённый
водами, как будто сам мир пытался скрыть его от посторонних глаз.
Здесь было тихо, и даже свет, пробиваясь сквозь плотные ветви
древних деревьев, казался тусклым и осторожным. Леса были полны
теней, а воздух — старинными секретами, которые не спешили
открыться тем, кто не знал пути.
Мир был разделён не только лесами и горами, но и веками
противостояния между альвзаидами и хаменами. Альвзаиды, потомки
королевской крови, всегда держали власть в Галерене, их величие и
магия охраняли мир. Хамены же, народ сильных воинов, служили,
защищая королевскую власть и поддерживая порядок, но в то же время
оставались в тени, лишённые права на самоуправление.
На стыке квартала ремесленников и нижнего города стоял приют —
старый и угрюмый на вид. В его стенах находили своё место те, кому
не нашлось его в семьях, и детей сюда привозили со всех
окрестностей Галерена.
Приют, несмотря на свою суровость, был теплом среди этой
холодной тени. Хозяйка, женщина строгая и надёжная, заботилась о
детях. У неё был твёрдый взгляд и заботливые руки, благодаря чему
дети чувствовали себя в безопасности. Но даже здесь, в этом уютном
уголке, где тепло камина окутывало каждого, страхи и легенды
находили свой путь.
Мириель и Рамона, что пришли навестить друзей, были на половину
десятка лет старше большинства детей в приюте, и их рассказы, будто
пропитанные застывшим страхом, завораживали. Они сидели напротив
близнецов — едва достигших пяти лет, — и те в ответ жались друг к
другу, словно стараясь стать меньше и незаметнее. Рамона бросила
молчаливый взгляд на Мириель.
— Они говорят, что он... — начала Рамона, делая голос ниже и
тише, будто боялась, что кто-то подслушает, — совсем не похож на
нас. Его уши — закруглённые, как у пней, без заострённых кончиков.
А глаза... белые, словно морская пена.
— Его видели на окраине леса, — добавила Мириель, вглядываясь им
в глаза, от чего те побледнели ещё больше.
— Если кто-то встретит его взгляд, — продолжила Рамона, — то его
сердце навсегда наполнится страхом, и даже если он захочет
закричать громче всех — не сможет.
— Почему? — едва слышно пискнул Танаель, и его брат тоже
придвинулся ближе, слушая, будто сам дыханием боялся спугнуть
историю.
Рамона, не скрывая зловещей ухмылки, принялась объяснять:
— Говорят, что человек не любит звуки. Особенно детские голоса.
Он живёт в тишине, и у всех, кто мешает ему, он отнимает голос.
Никто не знает, где он обитает, но ночью он иногда выходит из тени
леса. Некоторые видели, как он крадётся по деревне, прячась в
темноте, — добавила она, едва сдерживая улыбку, видя, как близнецы
сгрудились ещё теснее.
Мириель продолжила, её голос звучал уже более серьёзно и
мягко:
— Мама говорила мне, что это всего лишь страшилка, чтобы дети не
ходили в лес. Но... — она взглянула в сторону окна, затем вновь на
близнецов. — кто знает, откуда эта история взялась? Может, он
действительно жил здесь, и у него не было ни черных глаз, ни
длинных волос, конечности были настолько длинные, что царапали пол?
— Она на мгновение замолчала, увидев испуганную реакцию близнецов.
— Но однажды... он исчез, и с тех пор никто его не видел, но все
продолжают рассказывать о нём друг другу.
— Но... если его никто не видел, откуда про него вообще знают? —
Дориель прошептал, чуть приподнявшись и забыв о страхе.
Их прервал звук шагов — по коридору шагала хозяйка приюта.
Взгляд её был строгим, но не злым, и она пересекла зал, чтобы
остановиться в дверном проёме.
— Все разошлись по комнатам, — сказала она, но её голос был
мягче, чем обычно, будто и сама она была не совсем против этих
рассказов, — Завтра будет новый день, и вы можете потратить его на
что угодно, но сейчас вам пора спать.