– Доброго утра, – поздоровался вставший к обеду Медякин, поглаживая отекшее лицо, после вчерашнего вечера.
– Доброго, – без особого настроения ответила Евдокия Ивановна, поправляя фалды модного платья. – Сергей, ты вчера весь вечер волочился… кх… ухаживал за своим… ммм… секретарем. Общество может заподозрить, что ты увлекся ею. Подумай о её репутации в конце концов.
– Ты и впрямь заботишься о репутации моего секретаря?
– Несомненно.
– Что ж, ты права. Вероятно, Николай Николаевич воспримет это как дурной тон. Сегодня же напрошусь к Яхонтовым на ужин; мне следует поговорить с ним. А где же Наталья Ильинична?
– Сказала, что отправилась проведать травницу. Это было утром. Рано утром. Но она всё ещё не возвратилась.
– Откуда ты знаешь? Ты так рано встала?
– Не говори вздору, – служанка уже доложила.
– Хорошо, тогда я по пути заеду за ней. Евдокия Ивановна поджав губы в тонкую нитку, вышла из гостиной: “Что толку с ним разговаривать, если он слушается эту ведьму и принимает все за чистую монету”.
***
– Добрый день, Николай Николаевич, как же вы себя изволите чувствовать после вчерашнего балу? – осведомился барон Медякин, прибыв в гости.
– Благодарствую, чувствую себя превосходно, – ответил Яхонтов, обращаясь к супруге, – Глафира Петровна, будьте любезны, распорядитесь, чтобы в мой кабинет доставили наливочки. С этими словами полицмейстер предложил барону переместиться в кабинет.
– Здесь мы будем обезопасены от посторонних глаз, – заметил он, усаживаясь в мягкое кресло. – Неописуемая радость охватила меня по поводу вестей, принесенных вами на прошлой неделе. Наконец убиты эти злодеи, что причинили гибель семье моего брата. На сердце теперь легче и купцам безопаснее с товаром путешествовать стало. Как вы считаете? Осталось только найти душегуба, причинившего вред нашим девочкам.
– Безусловно, Николай Николаевич, разумеется, я, как и вы, рад тому, что империя наша избавилась от банды Копытина. Однако прибыл я с иным, более деликатным вопросом. Известно вам, что я сирота с некоторых пор, однако достиг в деле своём определённых высот. Возраст мой позволяет самому управляться с делами и владеть наследством родительским. О нерушимой репутации своей позволю себе сказать, что и в сыске имею некоторую успешность.
– К делу ближе, любезный, репутация ваша мне добре известна, да и о финансах ваших имею представление, – прервал его Яхонтов, уже изрядно пригубив наливочки, предвкушая, куда склоняется речь барона.
– Хочу я просить руки Натальи Ильиничны?
Яхонтов улыбнулся.
– А что ж скажет ваш дядя? Возможно, он иное намерение насчет брака имеет.
– Я уже писал Петру Людвиговичу, и он выражает согласие на брак наш с Наташенькой.
– И Наташа дала вам своё благосклонное согласие?
– Мне было бы неловко спрашивать Наталью Ильиничну об этом, не заручившись сперва вашим согласием.
– Если племянница моя не выскажет возражений, то и я, со своей стороны, не вижу причин для отказа, – заключил Яхонтов. Барон Медякин с облегчением выдохнул.
– Не соблаговолите ли, сударь, остаться на ужин? – осведомился Яхонтов.
– С превеликим удовольствием, Николай Николаевич, однако прежде мне надлежит забрать Наталью Ильиничну от травницы, к которой она изволила поехать, и переговорить с ней наедине. А уж потом, независимо от её ответа, мы непременно явимся к вам на ужин, – уверил барон.
– Что ж, будем ожидать вас к семи часам вечера. И Евдокию Ивановну прихватите, ежели можно. Ведь как же ваша сестрица весь вечер дома одна скучать будет.
– Непременно будем, – с готовностью согласился барон Медякин.
***
– Светланушка, душенька, куда это вы собрались в такую рань? И как же ваша нога? – удивилась Лилия Сергеевна, едва увидев дочь.
