Солнце едва поднялось над горами, бросая длинные тени на каменистую тропу. Воздух был свеж, пах дымом из трубы, тёплым молоком и мятой, что росла у родника. Шамиль шёл не торопясь, с деревянной коробкой в руках – нёс лепёшки от мельника его сестре. День только начинался, но в селе уже слышались звуки: где-то щёлкала крышка самовара, скрипели ворота, переговаривались женщины.
У родника он притормозил. Там, у низкого каменного края, кто-то сидел на корточках, набирая воду в кувшин. Девушка. В платке, плотно завязанном под подбородком, в длинной одежде до пят. Шамиль видел её впервые.
Она подняла голову. Встреча взглядов была короткой – всего миг. Но в этот миг он уловил и смущение, и строгость. Она сразу опустила глаза и будто стала наливать воду осторожнее, тише.
Он не сказал ни слова. Просто подошёл к роднику с другой стороны, омыл руки, зачерпнул из глиняного ковша. Девушка чуть отодвинулась – без резкости, скорее из вежливости. И снова – молчание. Только журчание воды и стук кувшина о край камня.
Шамиль краем глаза заметил: у неё тёмные волосы выбились из-под платка. В ней было что-то знакомое. Или не в ней – в тишине рядом с ней.
Она закончила, аккуратно подняла кувшин, и, не поднимая взгляда, коротко кивнула. Это был не поклон, не приветствие – скорее знак уважения, обычай.
Он чуть наклонил голову в ответ.
И она ушла – легко, почти беззвучно, будто не шла, а скользила по утренней тропе.
Шамиль ещё немного постоял у родника. Потом зачерпнул воды второй раз – просто так. Чтобы остаться ещё на мгновение.
Глава II. Тень от шелковицы.
После полудня жара стала ощутимее. В селе стихли разговоры, будто все договорились одновременно уйти в тень. Дети перестали бегать по двору, старики переместились на террасы, а куры лениво бродили между камней в поисках прохлады.
Шамиль сидел у стены дома, под низкой шелковицей. Он вытащил нож и начал точить им тонкую ветку орешника – хотел вырезать из неё ручку для ножа. Движения были неспешные, почти рассеянные. Мысли его возвращались к утру, к той минуте у родника.
Он даже не знал, как её зовут. Но в глазах стоял её спокойный взгляд, и тот кивок – такой скромный, будто случайный.
Из-за поворота, где тропинка сливалась с обочиной, послышались шаги. Он не сразу обернулся – только тогда, когда почувствовал, как внутри всё немного сжалось от ожидания. Она шла медленно, с той же корзиной, только уже почти пустой. И снова – взгляд вниз, тишина.
На этот раз он встал.
– Ты обратно?
Она чуть замедлила шаг. Не остановилась, но и не прошла мимо так же, как утром.
– Устала? – спросил он.
Она снова не ответила, но её взгляд на миг задержался на его лице – и в нём не было ни упрёка, ни смущения, ни отдалённости.
– Хочешь воды? – добавил он. – Я могу принести, родник недалеко.
Она кивнула – так же тихо, почти незаметно.
Он ушёл за угол, быстро сбежал вниз по тропинке и вскоре вернулся с кувшином. Подал ей. Она приняла, не касаясь его руки, и отпила немного. Потом, не говоря ни слова, поставила кувшин на камень и пошла дальше. Но перед тем, как скрыться за поворотом, обернулась – на одно дыхание – и посмотрела на него.
Шамиль сел обратно, но ветку уже не точил. Смотрел на дорогу, где только что исчез силуэт, и молчал.
В этот день он так и не закончил ручку. Да и не пытался.
Ближе к вечеру село снова оживилось. Женщины выходили к калиткам, выставляя угощения: на блюдах лежали чурек, сушёные груши, мёд. На площади стали собираться дети. Старики заняли места под орехом.
Летний день клонился к концу, и у каждого во дворе теплилась своя лампа – кто-то из старшего поколения читал стихи, кто-то пел старинные песни, кто-то просто сидел в кругу семьи.
