Было замечательное июльское утро, когда фирменный поезд "МОСКВА – РИГА" подкатил к перрону рижского вокзала. Дождавшись, когда остальные пассажиры выйдут из купе, я собрал свои вещи и последовал за ними. Спешить было некуда. Впереди меня ждали двадцать с лишним дней отдыха в писательском Доме творчества, и я надеялся, что проведу это время в общении с друзьями и морем, по которому безумно соскучился.
Правда, отдых, на который я рассчитывал, был предполагаемым, потому что ремесло литератора непредсказуемо, и никто из людей пишущих не знает, в какой день и час на него накатит так называемое в д о х н о в е н и е. Однако у меня была некоторая фора. Я был пуст и обессилен, рождая роман об уральских рудознатцах и клане Демидовых, журнальный вариант которого приняла у меня «Нева». А сам основной фолиант уже лежал в «Советском писателе», подтверждённый авансом и обещанием главреда по возможности выпустить его в кратчайшие сроки. Впечатлённый столь неожиданным успехом, я, как говорится, витал в эмпиреях, не испытывая в течение долгого времени ни малейшего желания творить и даже думать об этом.
Москва же с её суетой и шумом, плавящимся асфальтом и бензиновой гарью, круглосуточно пронизывающей застоявшийся воздух, вовсе не способствовала пришествию муз. Выходить из квартиры никуда не хотелось, и даже любезный сердцу ЦДЛ не прельщал, как бывало в недавние годы. И поэтому, устав от моего брюзжания и бесцельного продавливания диванов и кресел, жена заставила меня взять в Литфонде путёвку и с заметным облегчением отправила в Юрмалу. На моё счастье, кто-то из коллег отказался от Дубултов, его горящая путёвка ждала счастливца, и счастливцем неожиданно оказался я, с наслаждением вдыхающий сейчас воздух Риги.
Выйдя из вагона, я прошёл в здание вокзала и из автомата стал звонить приятелям. Валдиса дома не оказалось. У Юриса телефон молчал, как проклятый. Зато Инара, мгновенно узнав мой голос, запищала, защебетала, как весёлая птичка, торопясь тут же выложить все местные новости.
Не прошло и минуты, как я уже знал, что она завершила венок сонетов, а наш общий друг Петерс добивает роман о своём славном деде – красном латышском стрелке. Ояр же недавно побывал с женой в Швеции и теперь одолевает всех рассказами о ней, а Мирдза, великолепная рыжая Мирдза, потрясла Союз писателей новой поэмой, которую, вероятно, вскоре выдвинут на премию. Все эти сведения Инара выпалила на одном дыхании и, наконец, поинтересовалась, где я думаю остановиться.
–Отели переполнены, а у нас сейчас пусто. Дайна у мамы в Вентспилсе, а Рита плавает. Так что я совсем одна, и ты меня не стеснишь. И, может, как-то между делом переведёшь мой "венок"…
Это Инарино "между делом", или "телом", как она выразилась, специфически смягчая звонкие согласные, было её фирменной хитрой уловкой. Уж кто-кто, а я знал, что "между делом" не получится. И если Инара вцепится в своего переводчика, то не выпустит его до тех пор, пока он не переложит на русский язык всё, что она создала за последнее время.
Кроме того, помня, как эта хрупкая женщина борется за точность каждого своего слова, не допуская даже невинной приблизительности изложения, я почёл за благо остудить её пыл, сообщив, что еду в Дубулты для работы над романом. Для пущей убедительности я приплёл просроченный договор и угрозу издательства потребовать с необязательного автора полученный и быстро истраченный аванс.
Да простит меня Всевышний, но лукавство было вынужденным, так как, зная друзей, я был уверен, что стоит мне поддаться одному из них, как другие не преминут предъявить свои претензии. И верный бескомпромиссному дружескому долгу, я всё оставшееся время буду корпеть у себя в номере над их новыми "нетленками", выжимая из подстрочников не только то, что в них изложено, но и то, что они подразумевают.
