– Счастлива рожденная среди Высших! – этой освященной временем фразой начинал свою речь каждый из гостей, приглашенных на помолвку единственной дочери благородного господина де Эльтран.
– Счастлива рожденная среди Высших! – слышала Вирита год за годом в день своего рождения.
– Счастлива рожденная среди Высших! – впервые торжественно возгласил господин де Эльтран двадцать лет назад, поднимая новорожденную повыше, чтобы ее могли видеть все рабы, заполонившие двор. – Вот ваша новая госпожа. Я нарекаю ее Виритой. Отныне и навсегда она властна над вами. Счастлива рожденная среди Высших!
* * *
Вирите едва сравнялось пять лет, когда отец впервые взял ее с собой на верховую прогулку по окрестностям усадьбы. Слуга вел в поводу смирную лошадку, на которой восседала маленькая хозяйка огромного имения Эльтран, взирая с непривычной высоты на великолепие своего царства.
Отец шагом ехал впереди, дорога, покрытая серебрящимся на солнце песком, тянулась вдоль полей. Рабы, едва завидев господина, опускались на колени и надолго замирали. Вирита любопытствующе вертелась по сторонам, разглядывая неподвижные коленопреклоненные фигуры. Они были так похожи на статуи в саду… или нет? «Статуи намного красивее», – решила девочка за мгновение до окрика отца:
– Сиди прямо, Вирита! Госпожа де Эльтран не должна проявлять такого внимания к рабам, это недостойно Высшей.
Вирита нахмурилась. И выпрямилась в седле, подражая посадке отца.
– Хорошо, девочка, – отец одобрительно улыбнулся в усы. – Со временем станешь замечательной наездницей.
И действительно, к семи годам Вирита, уверенно сидя в седле, совершала долгие прогулки по Северному имению – изредка вместе с отцом, чаще в сопровождении домашнего учителя. Привыкшая ездить по-мужски, она с категоричностью, свойственной де Эльтранам, выражала презрение к дамским седлам. На смену смирной лошадке явился вороной жеребец, не обделенный, как и его хозяйка, ни породистостью, ни характером. Следом неизменно бежали две большущие собаки. На рабов Вирита уже не смотрела. Но подолгу могла рассматривать голубых бабочек у пруда, бродить в поисках светлячков, искать взглядом певчую птицу в густом кустарнике.
Учитель поощрял ее интерес к природе. Это был человек столь обширных познаний, что сам господин де Эльтран порою советовался с ним. Учитель рассказывал Вирите о повадках птиц и зверей, показывал целебные травы, учил предсказывать погоду, ориентироваться по звездам. Порою Вирита и учитель на целый день уходили в сад, в лес, в поле, брали с собою бумагу и карандаши. Учитель говорил: надо переносить на бумагу не только то, что видишь, но и то, что при этом чувствуешь. А еще не уставал повторять: маленькая госпожа талантлива. Поощряемая учителем, Вирита стремилась окружать себя красивыми вещами, радующими глаз и сердце.
– Жить, ежечасно ощущая непреходящее очарование жизни, – только это достойно человека! – значительно изрекал он.
Но господин де Эльтран, как выяснилось, не разделял стремления учителя воспитывать чувствительность и утонченность.
– Моя дочь – будущая полновластная госпожа считайте что целой провинции, – сказал он однажды. – Она – Высшая по рождению и должна быть Высшей и умом, и нравом. А что у вас? Птички, бабочки, цветочки, облачка, – и он в сердцах сплюнул под ноги: человек его происхождения может позволить себе несдержанность в присутствии слуги даже из свободных.
– Просите, мой господин, то обстоятельство, что Вирита много времени проводит на природе, в немалой степени способствует ее физическому и умственному развитию… – принялся оправдываться изрядно смущенный учитель.
– Откуда же тогда у нее взялась эта впечатлительность, простительная простолюдинке, но не госпоже? Видел я вчера, как она рыдала над книжкой… про какую-то там… гм… птичку, которая потеряла своих птенцов. Вы подменяете здравый смысл, свойственный Высшим, всякими фантазиями. Это предосудительно.
