Тесная дорожка с дроблёной мозаикой истёртого асфальта, довольно круто забирала в гору. Там, под рельефными ветвями, протянутыми разросшейся акацией, больше походившими на обстриженные курортным мастером-дендрологом бансаи, уже виднелся крашеный розовым под цвет сосновой коры угол гостиницы с названием улицы, заключённым в синюю табличку. Две лавочки перед арочным арматурным входом красно-синих оттенков олицетворяли призовые места для добравшихся живыми посетителей.
Виктор Сергеевич остановился, чтобы вытереть пот со лба. Неприподъемный дорожный баул на маленьких колёсиках тоже замер, и придерживаемый за телескопическую ручку, прекратил своё заунывное дребезжание по иссохшей однопутке. Моментально придорожное пространство обволокла тишина. Белка прыгнула с ветки на ветку в высоких соснах на краю зрения, и к ногам упала ежистая шишка. Покатилась вниз под крутой откос, с бойким прискоком.
Платка в нагрудном кармане рубашки не оказалось, и пришлось смахнуть налившиеся на брови капли пота ладонью. «Куда он делся? Чёртов платок! Когда нужно, его никогда нет!» Он продолжал наговаривать вопросы по инерции раздражения: «Зачем это всё? Нервотрёпка, маята, эта жуткая гора? Дома бы уже давно завтракал за классическим циркульным столом – визуальной радостью перфекциониста. Ах, какой мы купили стол! – Виктор Сергеевич даже сейчас закатил глаза от заново пережитого удовольствия, – Случайно встретили этот шедевр цвета белой яичной скорлупы, с лаковым покрытием, на одной большой резной ноге, с тремя ажурными подпорками в заштатном хозяйственном магазине. Можно сказать, что этот круг семьи, возглавляет кухню в самом её центре». Виктор вдруг почувствовал, как он заскучал вдруг по кофейным утрам за этим столом с обожаемой супругой, непременно щебетавшей в лучах солнца сквозь кисейные кухонные занавеси свою привычную женскую песенку.
Тем более странно было обнаружить себя здесь, в незнакомом и очень неудобном месте. Но, переведя дух, он просто брезгливо вытер мокрую ладонь о шорты, поменял затёкшую руку на пластмассовой ручке баула, и сделал следующий шаг за женой.
Она была уже далеко впереди. Скрылась за такими недосягаемыми воротцами гостиницы. Через несколько тяжких минут до спасительной ровной площадки перед входом на территорию отдыха, дотянул баул и Виктор Сергеевич, но там оказалось, что подъём продолжился. Пусть и не такой крутой, однако, бесконечно длинный, упёршийся своей неизвестностью в крытый бассейн из синей плитки, где вовсю плескались излишне голосистые дети. Две округлые мамаши с гипертрофированными животами возлежали рядом на скрипучих шезлонгах. При любом колыхании просторных тел, пластиковое ложе опасно потрескивало, обозначая свой не бесконечный предел усталости. Каждая держала в руке коричневую бутылку с пивным напитком.
Виктор Сергеевич, на уже напряжённых ногах, остановился на перекрёстке бетонированных тропок, не желая больше делать ни шагу зря, ища глазами жену и какое-нибудь кафе или ларёк, где можно тут же купить только что увиденную, знакомую марку пива. Но он увидел лишь, что сверху, по бетонным ступенькам одной из дорожек, обсаженной густыми кустами жухлого вида, (давно не было дождей) спускается его жена-Ольга с женщиной-менеджером гостиницы, которая уже начала хрипловатым голосом курильщика объяснять заученные слова правил проживания. Эта отельерша в застиранной панамке и с шерстяным платком, повязанным на поясе, Виктору Сергеевичу не понравилась сразу. Она напомнила ему его меркантильную тётку, так же из южных широт, пожелавшую взять с него плату за комнату, когда он однажды приехал к ней в гости. Она даже была похожа лицом и суховатым устройством тела. Все её движения выдавали в ней прижимистость и чванливую ненасытность. Ушам Виктора Сергеевича достались только сказанные со скрытым сожалением фразы о понедельной смене белья и обеде, ожидающем их в скучающей с полудня столовой, нависшей своей открытой верандой над бассейном.
