Мы в ответе за тех, кого
приручили.
Антуан де Сент-Экзюпери
– Иди сюда, я сказал!
– Руки убрал!
– Я говорю – сюда иди! – Рустам дёргает меня за капюшон куртки,
отчего я по инерции подаюсь назад и едва не падаю на оплёванные
ступеньки. – То, что мне про тебя рассказали – это правда?
– У нас ничего не было! – в подъезде, как обычно, темно, но
лунного света достаточно, чтобы рассмотреть, какой яростью налиты
его глаза. – Я не знаю, кто рассказал тебе эту чушь, но всё это
бред полный. У Катьки спроси, я с ней весь вечер была!
– То есть это не ты зажималась с Дроновым за клубом?
– Ты совсем больной? Почему ты веришь всем, кроме меня?
Вообще‑то, это я твоя девушка! Рус, ну прекращай, правда, – тяжело
выдыхаю и провожу ладонью по его отросшей щетине. – Дебилов полно,
несут всякую ахинею, а ты уши развесил.
– Точно?
– Абсолютно! На вот, – достаю из кармана телефон и пихаю ему в
руку, – звони Косте, он тебе видео с камер наблюдения покажет. Это
была не я.
Рустам несколько секунд молчит, словно взвешивая, стоит ли мне
верить, а потом заметно расслабляется. Отпустив капюшон, перемещает
руку под воротник моей куртки и мягко массирует пальцами шею.
– Смотри у меня, если только узнаю…
– И что будет?
Нарываюсь. Как пить дать, не избежать продолжения скандала, и
Рус действительно сразу же начинает заводиться по новой.
– Потом проверишь. Мне гулящая не нужна, поняла?
– Тон сбавь.
– Твою мать, ну почему ты тугая такая? – сжимает под моим горлом
воротник и припечатывает спиной к стене. – Знаешь ведь, что я не
люблю, когда со мной разговаривают вот так. Знаешь, а всё равно рот
открываешь. Язык у тебя как помело. Думай, что и кому говоришь.
– А не засунул бы ты свои угрозы в задницу!
Наверху скрипит дверь, и на лестничную клетку падает
прямоугольник тускло‑оранжевого света:
– Опять вы? Да как вы задолбали, а! Идите на улицу и там
материтесь, людям на работу рано!
Хлопок двери оказался настолько оглушительным, что с потолка с
тихим шуршанием посыпалась серая штукатурка.
– Дура, – бурчу под нос, а потом резко дёргаюсь, сбрасывая с
себя руки Руса. – Да пусти ты, психопат.
– Да ладно тебе, Вик, ну ты чего, – начинает уже более
миролюбиво. – Ну, ты ж знаешь, какой я ревнивый. Как услышал, что
ты с Дроном… забра́ло упало. Ты моя, поняла?
– Люди – не заклеймённые овцы в стаде, они сами по себе,
Рус.
– Это на что ты сейчас намекаешь? – зло щурится, опершись
ладонью о стену, перекрывая тем самым мне путь к лестнице. – Давай,
обоснуй.
– Песня та же и поёт она же, – тяжело вздыхаю и смахиваю его
руку. – Мне домой пора, дай пройти.
– Нет, ты договаривай, раз начала.
– Пусти, – начинаю закипать.
– Я с тобой пойду.
– Нет, я пойду одна. Я выспаться хочу, а не отношения выяснять,
– и под нос: – В гробу я их видала.
Опрометчиво. Ох, дура.
Увернуться на успеваю – кожу щеки обжигает пощёчина. Больная.
Горячая. Позорная.
И увы, не первая в моей жизни…
– Проваливай отсюда! Вали, я сказала! – отпихиваю его руками и,
удерживая лямку кожаного рюкзака на плече, бегу по тёмной лестнице
на этаж выше. – Уходи! Я сейчас ментам позвоню, понял? Тёть Зин, –
молочу кулаком по двери соседки, – звони участковому!
– Вик…
– Пошёл, урод конченый!
Добежав до своей квартиры, буквально вваливаюсь внутрь, подперев
изнутри дверь спиной. Глаза жжёт от слёз, рывком смахиваю их
рукавом куртки и шумно шмыгаю носом.
Какое же ты животное, Самбуров! Ненавижу! Ненавижу!
Подобная стычка у нас далеко не впервые, он задрал уже своей
необоснованной ревностью. Чуть что – вспыхивает как спичка, и
попробуй останови. Связалась на свою голову, идиотка, а как
развязаться – не знаю.
Обычно после такого он поднимается следом и стучит в дверь,
просит впустить, а сейчас на лестничной клетке за спиной тихо, но
совсем не это привлекло моё внимание, а…
