- Хадсон, письма сегодня уже были? –
слышу скрипучий голос Форестера Харкли и сильнее сжимаю метелку для
смахивания пыли в руках, стараясь быть незаметной и максимально
слиться с темно-серой стеной.
Форестер – мой кузен по отцовской
линии, вальяжным шагом проходит мимо меня к старому дворецкому,
оставляя за собой шлейф удушливого одеколона, от которого глаза тут
же начинают слезиться, и я с трудом удерживаюсь от того чтобы не
чихнуть.
Мысленно считаю до десяти. Стараюсь
убедить себя в том, что у меня нет никакой аллергии. От этих мыслей
становится только хуже. Через пару секунд начинает свербеть в носу
и не сдержавшись я громко чихаю, нарушая всеобщую тишину и оставляя
вокруг себя облачко серой пыли. Труды часовой работы пошли
насмарку. Теперь нужно заново смахивать с полок пыль. Обидно до
слез. А все из-за невыносимого кузена с его любовью к пряной
гвоздике.
По приказу миссис Хадсон - жутко
неприятной экономки дяди, я целый час тщательно смахивала пыль и
сейчас ловлю на себе ее придирчивый взгляд. Блеклые стальные глаза
экономки становятся узкими словно щелки, практически всегда, когда
она предельно недовольна мной. А это к моему сожалению происходит
довольно часто.
Стараюсь дышать ровно, фильтруя
наполненный терпким запахом гвоздики кислород через свои легкие.
Краешки глаз начинает пощипывать от крохотных слезинок. Нос
чешется, а глаза слегка краснеют. Еще немного и лицо начнет
опухать.
«Держись!» - мысленно приказываю
себе. Не хватало еще разреветься перед кузеном и экономкой. Не
стоит показывать им свою слабость. Они ведь только этого и
ждут.
Форестер берет из рук дворецкого
пачку пришедших утренних писем. Бегло просматривает их, и на
мгновенье останавливается. Кидает на меня острый пронзительный
взгляд и ехидно скалится. Куски бумаги от конверта и небрежно
сорванный сургуч демонстративно летят на пол. Кузен читает письмо и
из его уст срывается противный смешок. Он торжествует. Едкая
ухмылка застывает на его лице, а я понимаю, что больше не выдержу.
С силой сжимаю кулаки, вонзаясь ногтями в нежную плоть. Стискиваю
зубы до скрипа. Как же я его ненавижу!
Вжимаюсь в стену с горестным вздохом
и едва успеваю увернуться от летящей в мою сторону тряпки. Миссис
Хадсон недовольно поджимает губы и приказывает мне отправляться на
кухню и натирать кафель до блеска.
Форестер победно смеется, глядя мне
прямо в глаза, а я опаляю его своей жгучей ненавистью. Когда-то я
тешила себя мыслью подружиться с домочадцами дяди и обрести
потерянную ранее семью, но эта иллюзия быстро рассеялась. Мне
хватило пару дней чтобы понять, что я в этом доме чужая и прав как
таковых у меня нет. Для дяди я стала неудобной обузой от которой
хотят, как можно раньше избавиться.
– Аннабель, я теряю терпение! -
недовольно шипит экономка.
Медленно подхватываю тряпку с пола и
с гордо поднятой головой и ровной спиной выхожу и гостиной. Иду на
кухню и чувствую бьющий в спину липкий взгляд Форестера Хакли.
Экономка позволяет себе слишком
много, но дядюшке жаловаться бесполезно. Он всегда принимает ее
сторону, а виноватой в итоге выставляют меня.
Войдя на кухню, я опускаюсь на
колени и слегка подвернув юбки принимаюсь за работу. Тру тряпкой
шершавый кафель, стирая костяшки пальцев в кровь. Радует то, что
кузен находится далеко от меня. Глаза перестают слезиться и дышать
становится легче. Немного прихожу в себя и начинаю напевать себе
под нос старую песенку, которую часто пела мне мама. Пение всегда
хорошо успокаивало меня.
Под вечер над рекой
Прохлада и покой,
Белея, облака уходят
Вдаль грядой.
Стремятся, но куда?
Струятся, как вода,
Летят, как стая птиц, и
тают
Без следа.
Вскоре слышу скрип натертого кафеля
и невольно вздрагиваю. Слова комом застревают в горле.