Ученый, с убедительными выкладками и ссылками на авторов, известных и незнакомых мне специалистов, он говорил теперь сухо и лаконично, только факты и факты, доказательства, статистика, безупречная и безукоризненная аргументация, академическая дотошность, даты, школы, имена, все о смерти, по-русски, с привлечением общепринятых в науке штампов на латыни и греческом, на английском (punctum no return), на немецком, на французском и даже на иврите. Все о смерти. Врач! С клятвой Гиппократа в сердце. Что мы знаем о смерти? Все. Или почти все. Я знаю, что существует ген смерти, что этот ген иссякаем, конечен, что в конце концов приходит время, когда с этого загадочного гена перестает считываться информация, необходимая для поддержания жизни клетки или организма, или популяции организмов, и – все, приходит конец. Конец света, конец существованию, конец всему – бедам и радостям, счастью и страстям, умирает боль и любовь. Смерть – причина многих огорчений, но и освобождение. Человек истаивает, как отгоревшая свеча, как вчерашний снег на ладонях Бога, которые на протяжении жизни грели и ласкали его.
– Ты меня слушаешь? – спросил он, когда я размышляя, задумчиво стал рассматривать свои ногти.
– В самом деле, – сказал я, – смерть не очень приятная штука.
– На свете нет ничего интереснее, – возразил он. – Грань между жизнью и смертью неуловима только на первый взгляд…
Как и вчера ярко светило солнце, стало тепло, я расстегнул даже молнию на куртке, в огромных стеклах его массивных очков отражалась улица, это был маленький черно-белый экран, там все жило, дышало, спешило… Никаких признаков смерти.
– Лучше инсульт, чем инфаркт или язва, – продолжал рассказывать Юра, – прицельный направленный выстрел. Разрыв сосуда должен произойти в ромбе продолговатого мозга. Выстрелить надо точно в дыхательный центр или в турецкое седло, или…
– Выстрелить?
– Лучом лазера по китайскому меридиану, по точке, например, су-ляо. Это не составляет большого труда: она ведь на самом выдающемся месте!
– На каком «самом»?
– На кончике носа. Или по точке шан-син…
– Я знаю, – сказал я, – что самые жизненно-опасные точки находятся в области сердца.
– Да, лин-сюй, жу-чжун, чжоу-жу… Это область левого внутреннего кармана пиджака. Как правило, сюда и кладут пластинку… Защитную металлическую пластинку.
Юра приопустил очки и внимательно посмотрел на меня поверх оправы, словно принимая решение: продолжать свою исповедь или достаточно и того, что сказал.
– Я работаю с точкой хуэй-инь. Это самая надежная точка.
Я выжидательно молчал. Он не удержался:
– Это точка в самом центре промежности, между…
– В самом центре? Но…
Я с недоумением смотрел на него.
– В том то и дело, что с голым человеком справиться проще простого.
– А король-то голый! – воскликнул я.
– Вот именно, – сказал Юра, – голый всегда менее защищен, если не безоружен. Ну, а попасть лучом в промежность – это уже дело техники.
– Представляю себе, – сказал я, – здесь нужна изворотливость и изысканная сноровка… Мне казалось, что c носом все проще.
– Как раз нет. С носом я зачастую оставался «с носом». А вот в сауне или в бассейне, на безлюдном пляже… Мои подопечные любили большей частью проводить свой доcуг в чем мать родила. Вот я и пользовался этой их слабостью…
Он рассказывал мне о способах убийства, как рассказывают сказку о белом бычке.
– Хотя все зависит от задачи: какая смерть тебе нужна – мгновенная или через час, или два, через сутки, или к празднику Святого Петра. В этом и есть профессионализм. Это как попасть в десятку. И совершенно не важно, это клетки мозга, сердца, кишки или крайней плоти: у каждой один и тот же геном, и ему предоставлено право решать: когда и где делать дырку в сосуде!
