Над Трезной предостерегающе нависли тучи, но это его нисколько не волновало: он парил над этим городом, подобно крохотному осколку грозового облака, самого черного, какое только можно представить. Или, что более верно, подобно демону, жадному и цепкому. Ищущему ослабшего духом человека, жертву, к чьему горю можно присосаться. В каком-то смысле так оно и было.
Облетев центральные улицы и не найдя там ничего, а точнее – никого, стоящего внимания, он, взбивая крыльями воздух и дождь, устремился дальше: в окраины, в рабочие кварталы замызганного городишки.
В какой-то момент он осознал, что набрал слишком большую высоту и уже не может ни разглядеть людей, ни услышать их голосов. Поняв это, бросился вниз, как выпущенная стрела, – нацелено и бесповоротно. Он соревновался в скорости с холодными каплями, падающими с неба, и, кажется, опережал их.
Сегодня он выбрал своей целью этот город. Сегодня чья-то горькая отповедь будет выслушана и передана хозяевам. А на чьей-то жестокой, тёмной душе будет поставлена печать.
Печать смерти.
***
Анжелика оперла ладони на ветхие и намокшие перила своего крохотного балкона, после чего взглянула на горизонт. В её глазах отразилось бесконечно-серое полотно далеких туч, медленно и печально рисующих на небе картины былого и грядущего. И плачущих в точности как их собратья, что возвышались сейчас над головой Анжелики, её домом и всей жизнью.
Рядом с правой ладонью внезапно что-то упало. Анжелика вздрогнула и обернулась на звук. И тот, оказалось, знаменовал не падение, а приземление: ворон, деловито потоптавшись на перилах, пронзил хозяйку дома взглядом черных, словно затмение, глаз.
Анжелика любила живность, разбиралась в ней лучше многих, и поэтому ей не составило труда догадаться, что перед ней не обычный чернокрылый падальщик, коих летает полным-полно в центральной полосе, а куда более редкий и даже вымирающий, по мнению многих ученых мужей, афрейский ворон – полумифическая птица и персонаж многочисленных суеверий. Редкий гость с горы Афрей, что на севере, зачем-то явился сюда, к несчастной женщине, и полностью завладел ее вниманием.
Он был почти таким же, каким однажды воображение некогда юной Анжелики, жадное до изрекаемых взрослыми сказок и легенд, нарисовало и бережно сохранило его в потайных комнатах разума. К слову, вполне здравомыслящий и даже слывший мудрым старик, что рассказал маленькой Анжелике связанную с этим вороном легенду, сильно оскорбился, когда она ему не поверила, а только лишь испугалась.
Почему оскорбился старик – она не знала до сих пор. Но будто нащупывая глазами разгадку детской тайны, всё внимательнее вглядывалась ими в крылатого хищника, отвлекшись от переживаний последних дней.
«Взгляд у тебя такой умный, словно не птичий вовсе. Ты ждешь от меня чего-то, так ведь? Чего именно?»
Вдруг Анжелика почувствовала, что ее дергают за рукав.
– Матушка, а папа точно скоро вернется? – обратился к ней ее сын, Мартин, прерывая тем самым размышления о птичках. И возвращая в горькую реальность.
– Да, сынок. Скоро, – солгала она о своем муже.
Мартин не заметил, как голос матери дрогнул на этих словах, и продолжил:
– К моему дню рождения?
– Я думаю, чуть позже, мой хороший.
– Я волнуюсь за него. С ним точно ничего не случится?
Анжелика не смогла ответить сразу, пыталась сдержать требующий выхода плач. И он комом встал в горле.
– Мама?
Она заглянула мальчику в глаза – голубые и ясные, как безоблачное небо, в которое люди обычно устремляют свои чаяния и мечты, когда молятся. Только у ребенка, самого чистого и невинного существа на планете, глаза могут быть такими.
