– Когда мы уже перестанем отступать перед этими конфедератами?
Вопрос повис в воздухе. Это было второе крупное поражение Севера, и снова кровь смешалась со стальными водами реки Булл Ран, снова оказался Манассас для северян таким же, как и в прошлую битву – напрасное и бессмысленное противостояние, бесславное бегство смешавшихся полков. Отступившие силы стояли теперь в укреплениях под Вашингтоном, и среди людей то тут, то там по различным отрядам то и дело возникали подобные разговоры1.
– Как есть – так есть, Джеймс, – помолчав, отозвался на вопрос говорившего его товарищ, тоже офицер северянин, но с другими, не как у того, синими, но с темными, серыми глазами.
– Но зато ведь даже и «врата адовы не одолеют нас»2, – продолжил Джеймс Грейсли.
– Да, – вспомнил и его собеседник, смышленый, решительный Уильям Вингстон. – Ладно, Джейми, давай не будем насмешничать, – заметил он. – Как сказано в Притчах Соломоновых: «При многословии не миновать греха, а сдерживающий уста свои – разумен» (Притч.10:19). Никакие события не могут быть поводом, чтобы забывать о том, что написано в Библии.
– Подумать только, Уилли, тебя послушать, так и не понять, почему ты стал выпускником Вест-Пойнта3, – заметил его друг. – Наверное, тебе ведь следовало учиться и оставаться где-то в Гарварде4, у тебя есть и все способности, и склонность характера. Например, ни я, ни наш Натти вот так, чтобы уметь сказать вслух, никогда ведь не задумываемся.
Вингстон махнул рукой:
– Я и правда почти два года проучился в Гарварде, но потом у меня все получилось так, что я оставил его и перешел в Вест-Пойнт. Такая вот история, – вздохнул было он, но уже снова просто улыбнулся. – Как есть – так есть.
Натаниэль Лэйс был третьим боевым капитаном. С серо-голубыми глазами.
Этот день был уже на исходе. Сквозь узкие оконные проемы бревенчатого укрепления лился сейчас предзакатный солнечный свет. У Юга не было лишних сил на нападение, южане выигрывали умениями и тактикой, поэтому здесь, почти что в Вашингтоне, было безопасно и ничего не предвещало тревоги, стояли тишина и умиротворение. Короткое, длинное ли это было затишье – никто этого не знал, но пока ничего его не нарушало. И Джеймс Грейсли первым поднялся, и вскоре они все трое оказались за стенами угрюмого строения. Река уносилась за поворот, и ярко золотилась в лучах закатного солнца раскинувшаяся перед ними поляна.
– Как есть – так есть, – согласился Натаниэль. В его взгляде со стальным светом были обычные решимость и сила, но слишком зеленой, слишком сочной была вокруг трава, слишком синим небо, и тайная горечь всё же слегка тронула этот голос.
Уильям Вингстон хотел что-то сказать, но, посмотрев на обоих своих друзей, чуть помедлил. Стойкие, надежные, они ведь бестрепетно и молча пойдут и в огонь, и в воду, и навстречу любой судьбе, но разве могли иметь им большое значение какие-то умудренные высказывания Уильяма Вингстона? У них не было ничего, кроме их стойкости и мужества, и это была суровая, беспощадная и главная правда жизни.
– Во всех наших испытаниях Господь Бог всегда с нами и никогда не оставляет нас, – всё-таки заметил он. – Как все написано: «И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне» (Мф.10:28).
Некоторое время все трое молчали. Река несла свои воды, небо сияло сейчас теплым вечерним светом, щебетали и перекликались птицы где-то в зарослях. Воздух, трава, лесные дали, склоны Аппалачей – всё полнилось силой, трепетом и жизнью. Но была и другая реальность окружающего мира. Слишком скорбная и слишком полная горести. Вселенская печаль промелькнула в глазах Лэйса. Вселенская печаль без конца и без края… Но он молчал. Он всегда больше молчал во всех подобных чувствованиях и моментах
