Февраль 1999 года, Санкт-Петербург.
Хотя Таня и прождала звонок весь непереносимо долгий день, телефонная трель взорвала тишину неожиданно. Аппарат подал голос именно в тот момент, когда у девушки уже не осталось сил выносить пытку неизвестностью – самую мучительную из всех пыток.
Она только что перестала метаться по пустой квартире и бросилась в прихожую к телефону, чтобы методично обзванивать больницы и морги. Звонок ударил в лицо, сердечко пропустило удар, а рука, наткнувшись на завибрировавший воздух, отдернулась, словно прикоснулась к горячему. Почудилось, что аппарат, дождавшись наконец когда она приблизится к нему сама, уже обессиленная и лишенная воли к сопротивлению, потянулся к ладони оскалом белых кнопок.
Таня, растягивая время, досчитала вслух до семи – она с детства отчего-то верила в это число – и взялась за трубку. Сжала её судорожно, будто до того мучительно долго балансировала на краю крыши, и наконец, решившись, шагнула-таки навстречу затягивающей в себя бездне. И, как от тугой струи встречного воздуха при падении, сразу заложило грудь.
– Да, – Таня дала петуха, и закашлялась.
– Это квартира четыре? Я туда попал?
Незнакомый мужчина, уверенный, по-деловому небрежный.
– Да…
Она изо всех сил старалась взять себя в руки, чтобы голос не дрожал так явственно, и этот равнодушный чужой человек не почувствовал охвативший её страх.
Судорожно сжатая пластмасса стала скользкой от пота, хотя топили этой зимой отвратительно. На термометре, подвешенном над резной телефонной полочкой еще папой, красный спиртовой столбик замер между цифрами пятнадцать и двадцать.
Надо разговаривать естественно, как ни в чем не бывало… ты же не должна ни о чем знать!.. Зевнуть, что ли? Пококетничать?.. Господи, я не смогу!..
Мысли путались, перескакивали с одного на другое, не давая возможности сосредоточиться. Чтобы прекратить в голове эту бешеную скачку, Таня заставила себя остановить перебегающие с предмета на предмет глаза и вглядеться в замысловатый узор обоев. На стене крупно, наискось – семь корявых черных цифр и приписка: «гараж». Все напоминало о том ненавистном человеке. Везде оставил он следы своего пребывания в ее доме, всюду нагадил.
Таня настолько забылась, что чуть было не положила трубку и даже вздрогнула, услышав собеседника:
– Мне нужен… – мужчина сделал паузу, – мне нужен… – еще раз повторил он и уже с расстановкой, видно, читая по бумажке, пояснил: кто-либо из взрослых, проживающих по адресу: Мытнинская, двадцать семь, квартира четыре… Есть кто-то дома кроме тебя, девочка?
– Я не девоцка, – Таня уже привыкла, что незнакомые люди по телефону принимают ее за ребенка. – От волнения она забыла все наставления логопеда. Непослушный язык с трудом ворочался в заполнившей рот вязкой «каше».
Трубку на том конце скорее всего прикрыли, голос отдалился, но Таня все-таки расслышала:
– Говорит, что не девочка… Нашла, чем хвастаться. Го-го-го… – Телефонный мужчина был не один.
Горячая волна потекла от груди к лицу. Таня всегда начинала краснеть с шеи.
– Очень хорошо, то есть, хорошего ничего, конечно, нет, извините… – собеседник замялся. – Моя фамилия Спиридонов, оперуполномоченный уголовного розыска… Тридцать девятое отделение милиции. – Таня почувствовала, как выдали дробь зубы, и крепко их сжала. – Старший лейтенант Спиридонов, – уточнил милиционер. – Девушка, вы слушаете меня?
– Да, – ноги у Тани вдруг сделались ватными, и она опустилась на стул.
– Скажите, проживает по этому адресу Еланский Евгений Матвеевич… – бумага опять зашелестела, – одна тысяча девятьсот шестидесятого года рождения, уроженец села Ахтырка Белгородской области?.. – оперативник перевел дыхание.
