Детство у меня было сравнительно счастливое: крыша над головой, хорошее питание и одежда, дорогие игрушки, горшок в детском саду и, конечно же, родители, которые, правда, периодически затевали скандалы – маленький домашний драмтеатр. Была у меня и парочка подружек с вечным «пойдем играть!». «В тупые Барби!» – добавляла я, но все же соглашалась. Но по-настоящему меня интересовали только «Войнушки» с местными ребятами, отчего и слыла на всю округу «пацанкой» и «невеждой». О том же, что по ночам я зачитывалась Лемом, Голдингом и Фицджеральдом, никто не знал. Мне нравилось само осознание того, что погруженный в крепкий сон мир не видит моего погружения в иную реальность. То была моя и ничья больше тайна.
Чтение книг хоть и доставляло мне немалое удовольствие, все же не шло ни в какое сравнение с живым общением, потому мир литературный долгое время оставался на вторых ролях.
Чтобы хоть как-то скоротать время, я принимаюсь читать друг за другом учебники химии и биологии.
Спустя пятьдесят три минуты обалдевший от «Нитросоединений» и «Множественного аллелизма» мозг требует чего-нибудь «полегче», и печальный взгляд падает на Томаса Манна…
Примерно на третьей странице «Доктора Фаустуса», где рассказчик пытается сравнить одиночество Адриана Леверкюна с пропастью, я засыпаю крепким сном младенца. Когда реальность исчезает где-то за горизонтом уставшего сознания, возникают мысли, тебе не принадлежащие…. Пройдя через них, оказываешься в дебрях подсознания….
Я сплю и вижу себя стоящей на берегу мутной реки. Густой туман постепенно рассеивается, открывая взору удивительную панораму: кругом темно, хоть глаз выколи, а на ночном небосводе светящееся синее кольцо.
Сюрреализм какой-то.
В тот момент, когда я вспоминаю, что сплю, и перестаю удивляться чему бы то ни было, кольцо успешно перевоплощается в бейсбольный мяч величиной с Триумфальную арку.
Проснулась я, когда часы показывали восемь вечера, от шума, доносившегося из прихожей. Вероятно, отец вернулся с работы. Сейчас начнется: мама расскажет ему об увлечении дочери, он грозно посмотрит в мою сторону и пробормочет что-то вроде «Я устал», встанет из-за стола и отправится к себе в кабинет. А мама примется меня поучать.
Так было много раз: за драки в школе, разбитые окна (там же), и каждый раз я находила аргументы в оправдание. Но сегодня дело обстоит иначе.
Несмотря на все подозрения мамы, наркотиков я не принимаю. Она придерживается такого мнения, потому что считает наркоманами моих друзей. Если это не так, то каким образом, по ее мнению, можно объяснить, что они лазают по крышам высотных зданий? Не без моего участия, конечно….
В дверях показывается мама:
– Отец хочет с тобой поговорить.
Слушаюсь и повинуюсь…
Через полминуты я оказываюсь в его кабинете, сплошь заваленном книгами. Сам собой напрашивается вывод – тяга к знаниям у его младшей дочери в крови.
Я закрываю дверь, чтобы посторонние звуки не мешали нашей беседе.
Мне часто приходилось вести с отцом «серьезный разговор», во время которого, правда, он никогда не повышал голоса. Странным образом его спокойное выражение и тон убеждали меня в чем угодно. Уважать и бояться – разные вещи.
Стараясь вести себя непринужденно, я усаживаюсь в кресло напротив окна, единственного в этой комнате. Он смотрит туда и молчит. А я чувствую, что с каждой секундой становлюсь все меньше и меньше, пока, наконец, не превращаюсь во что-то неопределенное. «Я маленький центр Вселенной» – цитата из «Бойцовского клуба».
– В марте этого года моей дочери исполнилось семнадцать. – Папа нарушил молчание, эту гнетущую тишину, шипение которой громом раздается в моей голове.
