Ненадолго задержавшись взглядом на
табличке с названием «агентства » «Душа», Штольцев решительно
дернул дверную ручку, внутренне ожидая сопротивления. Ничего, дверь
открылась, и он вошел в просторную прихожую, оборудованную под
приемную. Стол, с папками, компьютером, органайзером и прочими
принадлежностями секретарского места, пустовал. Очевидно, помощница
Мадам-гадалки-экстрасенса уже закончила рабочий день. Но этот
факт проскочил только по краю сознания. Главное, что его поразило:
из-за закрытой двери, ведущей, видимо, в «святая святых» этой
«шарашкиной конторы», доносились низкие, бередящие душу звуки одной
из его любимых песен – «Деревянные церкви Руси». «Есть
се-е-ердце…..сердце и ве-е-ены..Оо-у-ооооо….» И еще кружащий голову
аромат кофе.
Пронзительный голос Варшавского
мгновенно перенес его в период жизни, в котором он последний
раз был безмятежно счастлив. Альплагерь «Домбай». Возвращающихся с
восхождений альпинистов лагерь встречал музыкой. Чаще всего
звучали записи группы «Черный кофе». И как настоящий крепкий кофе,
рок бодрил необыкновенно. Только что еле тащившие ноги, а также
рюкзаки, кошки, ледорубы, покорители вершин моментально приходили в
тонус и обретали способность к последующей деятельности: ужин,
разбор полетов, песни под гитару, альпинистские страшилки и
романтические свидания.
А после
возвращения…Тут Штольцев скрипнул зубами и вспомнил, где он и
зачем. Однако, совершенно не к месту здесь хард-рок. Ладно бы
какие-нибудь заунывные мантры…Открыв вторую дверь , он еще больше
удивился: никаких тебе лягушачьих сушеных лапок, кроваво-красных
обоев и штор, канделябров с оплывающими свечами. Даже магического
хрустального шара не наблюдалось. Ну, в общем, форменное
безобразие, а не традиционное вместилище мракобесия.
Вместо этого приятные
сиреневые стены, в тон обоям легкие ночные шторы и белый
тюль. Справа от двери стоял уютный диванчик,
перед ним журнальный столик и кресло. А слева…Штольцев про себя
рассмеялся. Ну конечно, «Кот из дома – мыши в пляс!» В большом
кресле сидела довольно привлекательная девица лет двадцати. Темные
вьющиеся волосы были собраны в высокий хвост, черная водолазка
выгодно обрисовывала красивую грудь. Она пила кофе и видно было
по выражению ее лица, получала огромное удовольствие , как
говорят гештальт-терапевты, от момента Здесь и Сейчас. Очевидно,
секретарша, пользуясь отсутствием Мадам (Штольцев почему-то именно
так для себя именовал особу, с которой ему предстояло пообщаться),
решила поиграть в хозяйку.
И сделала это прямо-таки хамским способом. Она не просто сидела за
барским столом, она закинула на него обтянутые голубыми джинсами
ноги, и , надо отметить, длинные и красивые. Штольцев разозлился.
Во-первых, придется приходить еще раз, а во-вторых, он терпеть не
мог любых проявлений плебейства. Перед его мысленным взором
пронеслись картинки : сидящие в подобной позе за его столом
помощник Скороходов или покладистая секретарша Лида. Как говорится,
при всем уважении, но мой стол - это мой стол. И чьи бы то ни было
ноги на нем его привели бы в бешенство. Мотнув головой, он
избавился от видений.
Тут девушка заметила
вошедшего мужчину, однако ни капли не смутилась. Легким движением
она приподняла ноги над столом и, описав идеальный полукруг,
поставила их на пол.
Образ жизни
Штольцева далек был от монашеского. Не завязывая серьезных
отношений, он встречался и моделями, и с миссками, на которых
оглядывались прохожие. Но сейчас бортовой компьютер, а конкретно -
мозг, предмет его гордости) просто завис - ни одна из
них не могла такое произвести впечатление буквально одним
движением. Воображение распоясалось, и он уже представил эту
красотку в той же позе, но совершенно обнаженную, и почему –то на
шее с мужским галстуком(ну совсем как в «Красотке») . Вот он
подходит, берет руками за точеные лодыжки и , подчиняя, разводит
прямые ноги в стороны(разумеется у барышни идеальная
растяжка). Не давая себе времени насладиться открывшейся картиной,
он властно, по-хозяйски входит в беззащитную глубину. И…Тут опять
зазвучал в голове язвительный голос, как он сам его называл,
Штольцева II, этого внутреннего критика, который портил иногда ему
жизнь: «Ну-ну! Двумя руками он взялся за точеные лодыжки. А штаны
ты чем снял? Третьей рукой, что ли? Или сразу без них пришел?!»
