Жутким плачем расколется
ночь,
Всё, никто мне не сможет
помочь,
Застынет под окнами бешеный
вой,
Это снежные волки пришли за
мной.
Настя
В эти призрачные зимние дни снег
заполонил все. Земля была укутана им, как боярыня соболиной шубой.
Деревья больше походили на сугробы. Даже небо, казалось, не
справлялось с его количеством – снегопад не прекращался уже какую
неделю.
Посреди этого белого чутко спящего
мира брела по лесу невесть зачем одинокая женская фигура, упрямо
пробираясь в самые дебри. Метель мгновенно стирала все следы, но
путница целенаправленно двигалась все дальше и дальше.
Но это отнюдь не означало, что она
безропотно сносила все «прелести» подобной прогулки. В какой-то
момент она остановилась поправить сбившийся капюшон, подняла глаза
и оглядела снежное царство, саркастически подумав, что все это
необыкновенно похоже на начало хорошей сказки, вроде той, где
девочка на зимние праздники отправилась в лес за подснежниками и
повстречала Двенадцать Месяцев. Ива (а именно так звали отважную
путешественницу) пробиралась сквозь поистине невиданные завалы
снега и размышляла. Почему же только двенадцать месяцев, а где в
это время были еще два? И в каких местах есть такие диковинные
цветы, что растут под снегом?
В руках у девушки было, как у всякой
уважающей себя знахарки, лукошко. Она собиралась набрать омелы и,
продираясь по бурелому, на чем свет стоит костерила и младенцев,
которым приспичило родиться именно зимой да еще в самые морозы, и
их матерей, у которых вдруг пропало молоко («Нет, ну право слово, –
думала она, – мало им весны, лета, осени, когда растений,
улучшающих молоко, плюнь и в какое-нибудь попадешь!»), и влюбленные
парочки, которые в преддверии зимних праздников оборвали всю омелу
в округе, развесив ее в мыслимых и немыслимых местах, чтобы
безбоязненно целоваться на глазах у целого села. Впрочем, ворчала
знахарка больше для проформы. Даже если бы омела росла у нее за
порогом, девушка отправилась бы в лес к тому деревцу, что
приглядела еще на Купалу. И в бурю и в ураган она все равно пошла
бы туда. Ива любила свое дело.
Лес девушка знала назубок, так что
заблудиться могла разве что спьяну, да и то вряд ли. С лешим была в
приятельских отношениях. Но на этот раз она не стала уведомлять его
о своем визите, справедливо рассудив, что тому, поди, тоже неохота
выбираться наружу в такой мороз, да и задобрить его было особо
нечем. Хоть куры и неслись исправно, но все столь любимые лешим
яйца ушли на молодильные зелья. На зимние праздники их чуть с
руками не отрывали: женщины – себе, мужчины – на подарки. Иве
всегда было интересно, что говорят мужики в таких случаях? «На,
дорогая, пользуйся. А то уже смотреть страшно на тебя, старую
каргу!» – Так, что ли?
Зимние дни коротки, и скоро синяя
тьма смешалась с небом, а заснеженная земля стала светлее. К
приглянувшемуся дереву Ива подобралась уже в полной темноте. Но
снегопад внезапно прекратился, и месяц услужливо высветил
посеребренный лес.
Девушка аккуратно стряхнула снег с
ветвей и бережно коснулась листьев. Те легли ей в ладони, узнавая
опытную руку. Нож сверкнул золотом в свете луны. Пожалуй, это была
самая дорогая вещь во всей деревне, несколько раз его крали, но он
всегда возвращался в семью знахарок. Ива осторожно осмотрела
листья, выбирая именно те, которые подойдут ей более всего. Как
всегда в такие моменты мир изменился, стал глубже, ярче, полнее.
Девушка как свою кожу ощущала гладкие листья, как свою кровь –
бегущие по ним соки. Она знала, какие ветви отдает ей растение, и,
ласково шепча ему заговор, срезала именно их. Поблагодарив и омелу
и дуб, она перешла к другому дереву. Через какое-то время, набрав
нужное количество листьев, Ива отправилась в обратный путь.