…Вечеринка по случаю празднования дня рождения была на удивление тихой. Наверное, музыка, вдохновенная и нежная, была тому причиной. Первые тосты за именинницу были давно произнесены, все немножко поели, потанцевали, а потом Инна, именинница, поставила подаренную Сергеем мелодию. Именно эта музыка и создала такое настроение, когда одновременно и радостно, и грустно, и возвышенно, и любишь весь мир…
– А не кажется ли вам, дамы и господа, – первым встрепенулся Валентин, – что мы почти печалимся, вместо бурно веселиться?
– А и то правда, – поддержал его Виктор. – И потом, – в голосе его зазвучала обычная усмешка, – не грешно ли забывать об именинниках?
Этот упрёк мог относиться к кому угодно, но только не к самому Виктору. Но он тут же захлопотал, разливая вино и передавая наполненные бокалы, начав, конечно, с Инны и, проследив, чтобы бокалы были у всех, потянулся со своим к имениннице. Инна ему улыбнулась. «Господи, Боже мой, ну кто ещё умеет так чудесно улыбаться!» – эта мысль была у Виктора просто на лице написана. «Кажется, что внутри лица вспыхивает фонарик или свеча и такая она становится – не то что прикоснуться, смотреть страшно – а вдруг и взгляд разрушит это чудо…»
– О, княгиня, – возопил Сергей, – вы чудо нашего века! За вас! – И, выпив, продолжил:
– Люди, покажите-ка мне хоть ещё одну такую женщину!..
– Молчи, олух нашего века! Молчи и смотри на эту! И запомни, у чудес двойников не бывает! – Валентин насупился, чуть ли не как Иван Грозный, и все засмеялись.
– А теперь – танцевать! – это Катя.
– Я, с моими скудными познаниями в арифметике, нас сосчитал и оказалось: пятеро. Кому-то явно придётся обнимать веник.
«Чур, не мне!» – Виктор тут же оказался возле Инны.
– Граждане, позвольте напомнить, что на дворе двадцать первый век. Вальс поэтому необязателен, ибо есть много прочих танцев, где можно танцевать так, что никому не будет обидно.
– Но всё-таки, – отказалась Инна, – кому-то придётся искать веник: дамы просят именно вальс.
Валентин тоже не дремал и уже стоял возле Кати.
– И всегда-то я крайний, – комично вздохнул Сергей и с видом вечного смиренного страдальца включил музыку.
Виктор смотрел на Инну, не отрываясь. Ей стало даже чуть не по себе. Она чуть покачала головой: не надо!
Познакомились они не так, чтобы обычно. Инна, проходя мимо продуктового магазинчика, в двух шагах от дома, чуть не была сбита выскочившим парнем. Обе его руки были заняты: в одной пакет, явно с продуктами, в другой – три стеклянные бутылки, которые неизвестно каким образом удерживал в одной руке. Но – руки были заняты, а потому он не смог схватиться за те же перила, хотя бы. Закон инерции, конечно же, сработал, парень грохнулся во весь свой немаленький рост и въехал обеими руками в стеклянное крошево.
Он бы, вполне возможно, и вовсе не упал, если бы между ними не просверкнуло нечто вроде молнии: они оба поняли, что принадлежат к одному и тому же сословию, способному «видеть» – как младенцы, не потерявшие ещё остроту восприятия.
Слава богу, Инна жила в соседнем доме. Она, даже не спросив имени пострадавшего, потащила его к себе и, хотя ей временами становилось плохо от вида его ран, сумела кое-как забинтовать ему руки. Они молчали всё время, пока Инна, наложив повязку, не спросила:
– Больно?
Парень, все ещё пребывая в растерянности не столько от потери минералки, сколько от ослепившей его молнии, до этих её слов, очевидно, на Инну внимания особого внимания не обращал. Но, подняв глаза, чтоб ответить, так уже их и не отвёл. И не ответил. Какая разница, больно или нет? Куда важнее – что эта молния была, что означала и видела ли её и девушка! Так и не сумев себе на эти три вопроса ответить, он резко встал и уже на пороге сказал:
