– Я не советовала бы вам обращать внимания на эту девочку…
– Почему нет? Она так плоха? Она больна? Агрессивна?
После непродолжительного молчания директриса посмотрела в окно. На улице царила весна. Солнце припекало, как летом, но еще не было того разнотравья, что сопутствовало этому времени года. Голоса детей с улицы доносились до обитателей кабинета, словно из другой реальности. Толстые стеклопакеты, установленные добрым спонсором, не позволяли отчетливо различать слова и крики по ту сторону стекла. Это помещение было отрезано от внешнего мира томящей тишиной ожидания.
Мужчина и женщина средних лет сидели в своих креслах и внимательно наблюдали за директрисой. И то, что она молчала, давило морально на их восприятие информации, которую они должны были услышать. Нервы начали сдавать, и женщина крепко вцепилась в руку своего спутника. В утешении он накрыл ее кисть своей большой и крепкой ладонью.
– Знаете, – задумчиво произнесла директриса, и ее взгляд вернулся к паре перед ней, – Это очень сложный ребенок.
– И что это значит? – требовательно спросил мужчина.
– Она уже не ребенок, но еще не взрослый человек. Это подросток. У нее переходный возраст. Буйство гормонов, взрывной характер, тяга к приключениям, – вздохнула директриса. – Ее удочеряли уже пять раз, но не проходило и полугода, как она сбегала или ее возвращали по тем или иным причинам. Она не умеет ладить с людьми, да что там говорить, она даже с детьми играть не хочет. Этот ребенок обречен на одиночество.
– А что говорит ваш психолог? – поинтересовалась женщина.
– Он только руками разводит, – усмехнулась директриса. – Девочка умна не по годам, ее психика в полном порядке, развита эмоционально и физически очень хорошо. Но… неуправляема.
– Как давно она у вас находится? – спросил мужчина и пристально посмотрел директрисе в глаза.
– Лет десять или около того, ее привели органы опеки, – покачала седой головой женщина.
– Что же с ней случилось в семье, что она так ведет себя сейчас? – всплеснула руками спутница мужчины.
– Валентина Семеновна, я знаю только то, что родители девочки увлекались не только спиртным, но и наркотиками. Их лишили родительских прав, и никто не знает, что с ними было дальше. А я могу только догадываться, какие ужасы претерпело детское сознание в возрасте трех лет.
– Бедная девочка, – на глаза доброй женщины навернулись слезы. – Мы должны ее удочерить! Мы должны ее забрать отсюда.
– Валя, ты уверена?
– Да, Володя, я чувствую, что мы нужны ей, – всхлипнула Валентина.
– Я всегда доверял твоей интуиции, а когда не послушал – получилось, что получилось, – вздохнул Владимир и обнял свою супругу.
Женщина опустила свою голову на плечо мужа и тихо вздохнула, расслабляясь в родных объятиях. Они замерли в этой позе на считанные секунды, но директрисе детского дома не понравилось их долгое молчание. Она привыкла к быстрым и решительным действиям и, видя их эмоциональную связь, улыбнулась про себя, что это именно те люди, которые смогут сладить с этой оторвой.
– Мы удочерим ее, – твердо решил мужчина и прямо посмотрел в глаза седовласой женщине напротив.
– Вы хорошо подумали? – только уточнила директор детского дома.
– Да, нам нужна Наина!
Новый учебный год недавно начался, но я не привыкла расстраивать своих родителей, поэтому сижу в библиотеке института и готовлюсь к очередному семинару. Мне очень нравится, что мной гордятся. Мама всегда говорит, что из меня выйдет отличный дизайнер, а папа с ней во всем соглашается.
Сколько лет прошло с тех пор, как они взяли меня к себе? О, уже почти семь. Я не думала, что когда-нибудь смогу чужих людей назвать своими мамой и папой. Но Валентина и Владимир изменили мое отношение к людям. Они совсем не похожи на тех, кто удочерял меня только из-за наживы и бесплатной рабочей силы. Они добрые, отзывчивые, понимающие. Валентина всегда старалась стать мне, нет, не родительницей, но подругой точно. А Владимир всегда защищал и научил меня некоторым приемам самообороны.
