НА СЕЙ РАЗ СМЕРТЬ была милосердна.
По крайней мере, так могли бы сказать жители Стоун-Темпла. Стоял конец ноября, и горожане готовились к ранней зиме. В канун осенней ярмарки небо затянули тяжелые тучи, а это всегда означало, что зима будет суровой. Ярмарка была их способом попрощаться с короткими рукавами, туристическим сезоном, цикадами и яблочным бренди – на крылечке, в лучах закатного солнца.
Гвоздем программы должен был стать Мэтт Купер, обещавший развлечь народ пилотажными трюками. Он был одним из немногих, кто снискал славу, покинув родной край. Стал пилотом передвижного авиашоу и каждый раз, когда выдавалась оказия, прилетал в родной городок на своем маленьком красно-бело-синем биплане, демонстрируя землякам, что их не забыл. Самолетик приземлялся на обширный пустырь, где устраивались все местные праздники и жарились все барбекю. Горожане обожали Мэтта – не столько за его эффектные выступления, сколько за то, что он, в отличие от многих других, бросавших вызов большому миру, не вернулся домой как побитая собака.
И вот чертово колесо уже торчало над рядами балаганов с аттракционами, павильонами, тележками, где приготовлялись нехитрые сласти, и помостами, на которых проходили соревнования огородников, конкурс на лучший рецепт имбирных пряников и все такое прочее. Здесь собрался весь город, воздух был густ и сладок. Когда день начал клониться к вечеру, Мэтт Купер забрался в кабину самолета и взлетел над землей. Горожане расселись на импровизированных трибунах, а старая силосная башня взяла на себя роль кабины комментаторов. Двое мужчин, поднявшись на нее, объявляли названия пилотажных фигур, которые показывал Мэтт. При этом они то и дело орали о нешуточной опасности, всякий раз именуя Мэтта «парнем из Стоун-Темпла» и «настоящим молодчиной». Народ послушно вытягивал шеи и дружно ахал.
Самолетик взмыл вертикально вверх. Пропеллер шинковал воздух, мотор натужно гудел, преодолевая резиново-упругую силу тяжести и вознося пилота прямо в небеса. Казалось, он поднялся высоко-высоко, выше окрестных гор. Толпа внизу, не в силах сдерживаться, выдохнула и бешено зааплодировала, хотя всем было понятно, что Мэтт Купер их не услышит.
Это случилось, как только схлынула волна аплодисментов. Мотор чихнул раз, другой, третий. И вдруг с неба обрушилась полная тишина. Она длилась и длилась. Самолетик был так высоко, что люди не сразу сообразили: он падает. Какое-то мгновение он даже казался неподвижным, словно далекая, тусклая красная звездочка. Затем тишину разорвал нудный, протяжный звук: лебединая песнь того, кого в Стоун-Темпле считали лучшим из них. Крик человека, падающего вниз.
Разобрать, сколько времени прошло с начала падения биплана до удара о землю, было сложно. Потом кто-то говорил, что все произошло очень быстро. Другим, напротив, казалось, что этот ужас никогда не кончится.
Тем не менее он кончился.
Мэтт Купер погиб, огонь ярко пылал, силосная башня с сидящими на ней комментаторами рухнула. Вокруг, словно опавшие листья, валялись обломки биплана. Людей охватила паника.
Как бы там ни было, фортуна в тот день была к ним действительно благосклонна. Обломки самолета хлестнули по толпе, будто брызги морского прибоя. Кровь и сломанные кости были, но Госпожа Смерть обошла горожан стороной. Люди пересчитывались, пытаясь одновременно потушить пламя, вырывавшееся из нутра силосной башни. По всему выходило, что единственным погибшим оказался Мэтт Купер, умерший, очевидно, в тот самый миг, когда его биплан врезался в башню. Даже комментаторы, торчавшие там, словно аисты в гнезде, непонятно как выжили. Минуты шли за минутами, каждый ждал, что вот-вот начнут находить трупы и объявят, что население Земли уменьшилось на столько-то человек, но ничего подобного не произошло. Тот день стал воистину Днем Чудес.
