В час джинна холодный южный ветер привел в порт Доруда четырехмачтовый галеон под флагом Принципуса. Учитывая, что я видел ангела собственными глазами, меня встревожило, насколько точно он изображен на флаге. С омерзительными подробностями на развевающемся саргосском стяге были нарисованы один круглый глаз, раздутое тело кальмара и щупальца осьминога. Тот, кто задумал эту эмблему, знал, как мерзок ангел, но все же решил возлюбить его. Отдают ли себе отчет этосиане, насколько отвратительны их боги?
Да и сам галеон вызывал дрожь. Его корпус из дерева и стали возвышался так высоко, что напоминал титана в доспехах, качающегося на волнах. Из орудийных портов на глинобитный город смотрели шестьдесят пушек. Куда более внушительное чудище, чем галеры моего собственного флота, который остро нуждался во внимании. К сожалению, в дюнах Доруда трудно раздобыть древесину.
Как и у ангела, которому он, видимо, со страстью поклонялся, у человека, сошедшего с галеона, был только один глаз. Одет гость был богато для выходца с Запада, лоб и щеки загорелые, как бывает у моряков, и аккуратно постриженная борода, хотя и с несколькими проплешинами. Он даже прилично владел парамейским, хотя, как и мне, ему с трудом давались гортанные звуки. И за болтовней о торговых сделках и возможностях для него и для меня он так и не сказал ничего примечательного. Он пригласил меня выпить жинжи на палубе его корабля, от чего я со всей серьезностью отказался, предпочитая подкрепить репутацию трезвенника, а не потакать слабостям в компании самого хорошо вооруженного купца, которого я когда-либо встречал.
После краткой встречи я вернулся к себе, зажег благовония и закрыл дверь. В угловой нише мягко мерцала свеча, отбрасывая мою тень на Великого визиря Баркама.
– Кто он? – спросил я.
Баркам потер изумрудное кольцо. Единственное, которое я дозволил ему носить. «Можешь оставить остальные кольца, – сказал я, – но тогда твои пальцы буду хранить я». Он больше не носил ни бриллиант, ни рубин, ни жемчуг.
– Я знаю его как торговца и исследователя, – ответил он.
– Зачем купцу шестьдесят пушек?
– Он еще и военный.
Именно этого я и боялся. Саргосцы принесли беду на острова к востоку от Доруда, оспаривая их принадлежность Кашану. Хотя они оставили набоба Коа за главного, все прекрасно знали, что он исполняет их волю, а не волю шаха Бабура. Учитывая, что в Диконди собиралась армада крестейцев, было небезопасно позволять могущественным союзникам империи свободно бороздить мои воды.
– Ты должен позволить ему заниматься своими делами, – сказал Баркам, пригладив кипенно-белый кафтан. Визирь никак не мог перейти на простые ткани и цвета, которые я внедрял при дворе, но я ценил, что он хотя бы пытается.
– Послушать тебя, так я должен позволить этосианскому военному кораблю пройти по моим водам?
– Послушай голос разума. У нас и без того полно врагов. Если ты сейчас спровоцируешь саргосцев, они попытаются задушить твое правление в колыбели. А у них полно золота, чтобы умаслить твоих врагов и переманить твоих друзей, тем более что им благоволят банкиры из Дома Сетов.
Люди с золотом меня не тревожили. Меня волновали обладатели золота, оружия и честолюбия.
– Я слышал, саргосцы теперь имеют большое влияние при дворе в Гиперионе, именно они как кукловоды правят в Крестесе.
Об этом во время нашей встречи в Мерве мне сказал Айкард.
Баркам поерзал на подушке, его напомаженная голова блеснула в свете свечи.
– Я слышал то же самое. Но это не значит, что мы должны слепо враждовать с ними. Мы еще не готовы дать им отпор, да и они, похоже, не хотят наживать себе врага, учитывая, что мы контролируем канал Вахи – жизненно важный для них путь к Восточным островам.
