Шум города остался там, за спиной, за сотни километров. Он был не звуком, а физическим давлением – постоянным, низкочастотным гулом, который впивался в виски и не отпускал даже во сне. Здесь, в крошечном городке с названием Сосновый Бор, звуков почти не было. И это было страшнее.
Артём стоял у окна своей новой, почти пустой квартиры и слушал тишину. Но она не была беззвучной. Она гудела. Эта тишина была его собственным навязчивым гулом, исходящим изнутри. Тревога не ушла; она просто сменила декорации. Теперь у нее не было оправдания в виде грохочущих машин и кричащих сирен. Теперь она питалась им самим.
Переезд был попыткой побега. От работы, съедавшей его по кусочкам. От отношений, рассыпавшихся в прах под грузом его непредсказуемых состояний. От самого себя, в конце концов. «Чистый лист» – так он называл это в моменты редкого просветления. Сейчас этот лист казался ослепительно-белым и пугающе пустым.
Рука сама потянулась к карману за телефоном, чтобы проверить уведомления, которых не было. Привычка. Ритуал успокоения, который не успокаивал. Он глубоко вздохнул, пытаясь применить одну из тех техник, что советовала терапевт. «Пять вещей, которые ты видишь. Стол. Стул. Сумка. Пыль на полу. Собственное отражение в окне».
Отражение ему не понравилось. Бледное лицо, тени под глазами, которые казались фиолетовыми в холодном свете северного утра. Он выглядел как человек, которого только что выбросило на берег после кораблекрушения. Что ж, так оно и было.
Комнату наполнял запах старого дерева и пыли. Арендодатель сказал, что дом был постройки еще советских времен, но держался крепко. Артём поверил. В стенах здесь была своя, неспешная история, а не картонная хлипкость его старой новостройки.
Живот предательски заурчал, напоминая, что с момента переезда он ничего не ел. Выходить было последним, чего ему хотелось. Каждый новый человек, каждое неизвестное место – это потенциальная угроза, мина, на которую можно наступить. Но холодильник сиял пустотой, и выбор был невелик: либо сдаться и лечь лицом в пыльный паркет, либо сделать шаг.
Главная улица города, носившая гордое название Проспект Победы, была короткой и уютной. Небольшие домики с резными наличниками, пара магазинчиков и, в самом конце, сквер с памятником неизвестному солдату. Люди двигались медленно, не спеша. Никто не бежал, сломя голову, не говорил громко в телефон. Это ритм, к которому ему предстояло привыкнуть. Если получится.
Он зашел в первый попавшийся продуктовый, купил молока, хлеба и яиц – базовый набор человека, пытающегося выжить. Процесс оплаты картой показался ему каким-то подозрительно простым и быстрым. Кассирша, женщина лет пятидесяти, улыбнулась ему и спросила: «Вы новый?»
Артём кивнул,сглотнув комок внезапно подступившей тревоги. Обо мне уже знают.
«Добро пожаловать»,– сказала она просто и вернулась к разглядыванию экрана.
Он вышел на улицу, чувствуя, как учащенно бьется сердце. Глупо. Абсолютно глупо реагировать на простую вежливость. Но его нервная система была настроена на обнаружение опасности, и любое внимание, даже доброжелательное, она трактовала как угрозу.
Именно тогда он увидел его. Небольшую стеклянную витрину, за которой буйствовала жизнь. Цветы. Десятки, сотни оттенков зеленого, взрывы красного, желтого, сиреневого. Вывеска гласила: «Флора».
Он не планировал заходить. У него не было ни девушки, ни друзей, кому можно было бы подарить букет. Но ноги сами понесли его к двери. Это было бегство. Бегство от пустоты своей квартиры и от незнакомой доброты кассирши в спасительную, пахнущую жизнью скорлупу.
Внутри воздух был густым и влажным, пахло землей, травой и чем-то сладковатым. Тишина здесь была другой – живой, наполненной едва слышным дыханием растений. И была она.
