Название книги может создать ложное впечатление, будто в ней излагается моя или чья-то биография. Никаких сведений внешнего характера, из которых обычно и складываются жизнеописания, здесь нет. И все же название себя оправдывает, поскольку собранные здесь тексты позволяют увидеть, с чего я как философствующий индивидуум начинал, через что прошел и где оказался.
Смею надеяться, что этот – третий по счету – сборник взаимодополняющих эссе-набросков, где я философствую на свой страх и риск, окажется моей последней книгой. Хотя гарантии, разумеется, нет. Дело в том, что сочинительство успело стать моей второй натурой, а еще оно неплохо помогает в периоды испытаний и жизненных неурядиц. Догадываюсь, что моими прошлыми и настоящими неурядицами дело не ограничится, а значит, потребуется то, что от них отвлекает. С другой стороны, есть же и другие способы переживания жизненных перипетий, например, те самые, о которых я так настойчиво веду речь в своих книжках.
Почему я не против того, чтобы эта книга оказалась последней из моих публикаций?
Во-первых, мне и так выпала счастливая доля более или менее развить те философские интуиции, которые меня не просто меня посетили, но и зацепили, став жизненно важными. Тридцатилетнее увлечение философией вылилось в тексты, которых уже далеко за сотню. Конечно, можно и дальше оттачивать свои писательские способности, совершенствовать слог и стиль, однако сильно лучше я вряд ли уже что-нибудь напишу. Разве что еще через тридцать лет, а такого запаса времени у меня явно не будет.
Во-вторых, упомянутых интуиций совсем немного. Много их и не может быть. Продолжая их развивать из книги в книгу, я все больше и больше погрязну в самоповторах. В общем и целом я свою работу сделал. Настолько хорошо, насколько сумел. Кто может лучше, пускай делает лучше. Мне же, как тому разумному уже из другого латинского изречения, достаточно. Кроме того, согласно моей же философии, работа – это наименьшее, на что мы способны и годны.
В-третьих, философствование, как отмечали многие из моих коллег, это занятие на пределе возможного. Удачи в такого рода упражнениях вдохновляют. Однако и истощают тоже. Тем более что удачи на этой ниве таковы, что уже через минуту предстают провалом или фиаско. Я бы хотел далее, после завершения работы над своей третьей книгой, стать неразличимым с простым обывателем. Уточняю: не стать простым обывателем – стать неразличимым с ним.
В-четвертых, коль скоро одна из моих интуиций – это интуиция об ограниченности мышления как такового и о несводимости человека к его интеллектуальной деятельности, я начну противоречить сам себе, если продолжу оставаться в пространстве умозаключений, выводов и суждений. Пусть в нем остаются те, кто одержим познанием – этой заведомо обреченной попыткой залатать разрыв между субъектом и объектом.
И еще один заключительный, вернее, вступительный штрих. Финалы моих философских зарисовок, как правило, таковы, что заключительные выводы дезавуируют сказанное прежде. То есть то, что предшествует этим финальным выводам, по идее, должно быть отправлено в корзину для мусора. Я же этого не сделал. Наоборот, я выставляю свою «писательскую кухню» на обозрение. И поступаю так вполне осознанно. Дело в следующем. Как правило, работа над ошибками остается за кадром. Однако для того, чтобы так было, требуется условие: должна быть возможность исправить ребяческое на зрелое, ошибочное – на правильное, неточное – на безукоризненное, приблизительное – на четкое.
В данном случае, то есть в случае развития моих философских наитий (которые, конечно, далеко не только мои, просто они связаны с темами, к которым мне почему-то выпало иметь обостренную чувствительность), это условие соблюсти невозможно, поскольку каждое улучшение будет требовать оговорок, на которые тоже будут свои оговорки. И я специально демонстрирую не столько результат, сколько процесс – тщетные попытки выйти к
