Отдалённое село. Вечер. Барак.
В зале и на сцене – темно. Ничего не видно, но зато кое-что слышно.
На сцене слышны какие-то бытовые звуки. Кто-то ходит, кто-то чем-то стучит, что-то передвигает. Звук ложки о железную миску. Тяжкие недовольные мужские выдохи.
В зрительном зале несколько человек могут мешкать и ёрзать на своих креслах от нетерпения по понятным причинам волнения и ожидания неизвестности (этот вопрос можно частично решить подсадными актёрами, но и зритель до того момента, пока свет на сцене не загорается, обычно ещё шумит, шуршит и прочее, это нам и нужно).
Поликарп (неожиданно громко, строго, чтобы у зрителя мурашки по спине пробежали, и возникло двойственное чувство, к кому и от кого обращение, то ли к зрителю, то ли это уже идёт спектакль). Ну и чего? Долго вошкаться-то будете?
Даём небольшую паузу в 3-4 секунды до следующей реплики, чтобы зритель не успел ничего понять.
Вера (нервно). Да чего-чего? Сам что ли не знаешь чего? Пробки опять вышибло наверное! Майна – тащи фонарь, так ничего не видно.
Поликарп (строго). Ладно, не шуми там! Не впервой!
Майна (волнительно). Не вижу, мам! На месте нет фонаря. Петруха, поди, опять взял! Он как у бабушки ночует, постоянно с собой забирает. Нет на месте фонаря, нет – вот те крест!
Вера (нервно). Пёс с ним с фонарём, спички неси, подсвети хоть чем-нибудь уже!
Шорох, ходьба, движение звяканье ложкой об железную миску.
Майна зажигает спичку.
В свете спички едва видны лица матери и дочери, которые что-то пытаются разглядеть у электрического щитка.
Майна (нерешительно). Да нет, вроде всё на местах… Что-то я не пойму тогда…
В этот момент включается свет.
Зритель видит уютный, бедноватый дом. Обстановка сельская, скромная, обжитая. В углу дома лежит собранный большой рюкзак. В доме ужин. Стол накрыт на всех членов семьи. Отец сидит за столом, невозмутимо ест похлёбку из железной миски, собственно, он и постукивает ложкой по этой самой миске, прикусывает куском хлеба. Мать и дочь мостятся у щитка с электричеством. Майна задувает спичку.
