В современных словарях русского языка понятие «Избранный» имеет два толкования: и как «Отобранный для массового издания», и как «Лучший, выделяющийся чем-нибудь среди других…». При этом определение, стоящее первым, должно приниматься основным, главным, ведущим, но почему-то всегда на первый план пробирается – «Лучшее», представляясь как лучшее из того, что написано, и это, вызывает недоумение и даже укор тех, кто не вошёл в этот сборник. «Почему они, а не мы? – как бы вопрошают они, шелестя недовольно страницами. – Разве мы написаны хуже?»
Нет, нисколько не хуже! И также – на актуальные темы. Многие были опубликованы на страницах региональных газет, на популярных литературных порталах Проза.ру, Fabulae.ru. Многие имели положительный отклик читателей, их автор неоднократно был номинирован на премию «Писатель года».
Они – кандидаты в следующий сборник рассказов, и у них есть возможность подтвердить собой правомерность определения «Избранное», стоящее под вторым номером в словарях русского языка.
Александр Сергеевич Торопыга, продавец комиссионного магазина, своим именем чрезвычайно гордился. Ещё бы: такое же, как у гениального Пушкина!
Собственно говоря, кроме знатного имени, ничего примечательного в этом человеке и не было. Рост, облик, материальное положение – все так себе, на среднем статистическом уровне, заурядный среднестатистический россиянин. Только имя и выделяло его из невзрачной человеческой массы, создавало ему иллюзию его исключительности. Кстати, не только ему. Часто, когда Торопыга произносил своё полное имя, его собеседник восклицал восхищённо:
– Ого! Как у незабвенного Пушкина! Поздравляю!..
И хотя здесь заслуги самого Торопыги особенной не было – не более чем заслуга забора в том, что к нему прибита табличка с названием улицы, он принимал поздравления как должное.
Он всегда называл себя только по имени.
– Спросите Александра Сергеевича, – говорил он, когда собеседник должен был ему позвонить, и в очередной раз с удовольствием слушал, как его приобщают к известной всем знаменитости. Иногда он и сам способствовал этому приобщению: не называл своё имя, а просто говорил: как и у Пушкина, и всем оно было понятно.
Так было при контактах с людьми почтенного возраста, с теми, кто получил образование до краха советской системы.
С молодым поколением дело обстояло иначе.
С расширением и углублением реформ, Торопыга стал замечать, что его собеседники все реже кивали понимающе головами, все чаще смущались и переводили разговор на избитые темы – о погоде или о повышении цен. А однажды на этот ответ вполне современный юноша – легкомысленный и нахальный – долго недоуменно смотрел на него, ожидал уточнения.
– Вы что, – удивлённо спросил Торопыга, – о Пушкине не знаете ничего?!
– Почему же не знаю, – возразил заносчиво парень. – Знаю, проходили по школьной программе. «Буря матом землю кроет.» Во, блин!.. – хлопнул он себя по лбу ладонью. – Дальше не помню, забыл… Память чегой-то стала шалить… Напомните, как звали вашего тёзку?..
Разговор с этим удивительным молодым человеком, не знающим имени Пушкина, оставил в душе Торопыги неприятный осадок. «До чего докатились! – думал он. – Этак мы скоро имена и родных дедов своих позабудем».
После работы по дороге домой он продолжал размышлять над изъянами современного обучения и воспитания, и так углубился в эти проблемы, что не заметил, как перешёл улицу в неположенном месте. Он не создал ничего аварийного: транспорта в пределах видимости не было, но раздался резкий свисток, и из куста, как черт из коробочки, выскочил блюститель порядка в звании сержанта дорожно-патрульной службы ГИБДД. Он жезлом поманил к себе Александра Сергеевича, козырнул, после того как тот подошёл, представился и сказал с оттенками в голосе то ли упрёка, то ли злорадства:
