- Копай!
Я поднимаю глаза на голос, чувствуя, как ком тошноты подбирается
к горлу.
Он стоит надо мной, а я отчетливо вижу пистолет в его руке. Он
прячет его. Да так, чтобы его видела только я.
Пронизывающий ночной ветер. Городское кладбище. Вокруг ни единой
души.
Руки трясутся, а лопата постоянно выскальзывает из рук.
Как назло накрапывает мелкий, поганый дождик. Липкий страх
холодней дождя. Все как в триллере.
Я стою посреди ямы. В порванных колготках, испачканном грязью
нежно – розовом костюме.
- Может, мы поговорим? – спрашиваю я, но не узнаю своего голоса.
Он хриплый и срывающийся. Как у простывшей вороны. – Как взрослые
люди.
Хочется говорить спокойно, уверенно, гордо. Но не получается.
Уже не получается.
- Папа! – голос Дианы доносится справа. Она сидит на чьей-то
могиле. – А что мама делает?
Я резко поднимаю глаза на спокойное лицо мужа: «Ты не
посмеешь!». Он переводит взгляд на Диану, а у меня сердце
сжимается. Пистолет в руке приподнялся, а я беззвучно кричу:
«Не-е-ет! Только не дочь!».
Ребенка-то за что?
Господи… Лучше меня.
- Мама играет, как ты в песочнице, - слышится циничный и
насмешливый голос.
Меня пугает это спокойствие. Так разговаривают с теми, на кого
уже давно плевать.
– Да, мама? – задает все тем же голосом вопрос муж.
- Да, - подтверждаю я, чтобы не пугать ребенка. Ей всего три. И
до сегодняшнего вечера она была счастливым ребенком. – Мама просто
играет. Маме захотелось поиграть вечером.
Господи, только бы пережить этот вечер.
- Мама, дождик идет! Пошли домой! Мама простудится и заболеет! –
слышу я голос дочери. А в нем столько моих интонаций. Она прямо
строгая мама. – И кашлять будет! А потом будет пить лекарства!
На дочери накинут мой пиджак. Он и прячет ее от дождя. На мне –
грязная, насквозь промокшая блуза.
Еще вчера мы были счастливой семьей. Мне так казалось. Мне
казалось, что ничто не способно разрушить маленький уютный
мирок.
Но я ошибалась. А это – цена моей ошибки.
- Мама, мне уже холодно! Пошли домой! – капризничает Диана. А я
вижу, как приподнимается пистолет в сторону дочери. Она его не
видит. И думает, что мы здесь играем.
А мужу нравится смотреть на то, как я умираю каждый раз, когда
он так делает!
- М-м-мразь, - выдыхаю я. Просто вылетело. Сил моих нет.
- Ты что – то сказала? – мертвый голос заставляет меня
покачнуться и опомниться. Страх за дочь сжал мое сердце.
- Я сказала, что Диана замерзла. Может, ты посадишь ее в машину?
- лепечу я. Меня сейчас стошнит на грязь под ногами. Раскисшая
земля почти полностью покрывает мои новые розовые замшевые туфли. Я
их сегодня обула в первый раз.
- Копай, Лера! – замечает муж, осматривая кладбище с таким
скучающим видом, что мне становится не по себе.
Лопата врезается в землю. Я поднимаю ее и отбрасываю в
сторону.
Господи, хоть бы это все закончилось хорошо…
Все случилось в обед. Сегодня. Я просто подняла трубку. Обычно я
не беру с незнакомых номеров, но я ждала доставку курьером, и
решила, что это непременно он.
- Юматова Валерия Сергеевна? – спросил мужской голос.
- Да, - обрадовалась я, поглядывая на дверь.
- Вас беспокоит следственный комитет, - послышался голос. А
смысл слов дошел не сразу. «Следственный комитет»? А я при чем?
Какие дела могут быть у следственного комитета и у меня?
- Погодите! Что-то случилось у мужа? Его убили?!
- Нет, - произнес голос. - Вам нужно подъехать завтра в десять
часов по адресу Лермонтова шестьдесят четыре. Второй этаж, кабинет
номер двенадцать. Для беседы.
- А по какому поводу? – опомнилась я, когда первый шок прошел, и
ко мне вернулся дар речи.
Чувство тошноты подкатило к горлу.
- До свидания, – повесили трубку.
Я на всякий случай присела на пуфик. Сердце так билось в груди,
что перед глазами темнело. Опомнившись, я набрала номер мужа.
