Я больше не выдержу.
Он снова исчез. Ушел в разгар
праздника. Неужели Давиду настолько противно стоять рядом со мной?
Я же не виновата. Ни в чем не виновата. Кто знал, что именно так
повернется наша жизнь!
Жму вызов, в ответ тишина. Она
убивает меня. Вспарывает острыми крючьями бедное измученное
сердце.
Давид всегда так делает, когда
уезжает к ней. Молча разворачивается и уходит к женщине, с которой
спит. К Кристине Завадской. Я знаю как ее зовут, представляете? Я
даже знаю где они встречаются.
- Да, – отвечаю на звонок
матери.
- Вы с ума сошли? – шипит она в
трубку. – Каков концерт устроили. Позор! Что о нас люди подумают.
Вся светская тусовка у нас. Немедленно отыщи Давида и
возвращайтесь.
Бросаю в ответ невразумительную
жалкую смесь слов и отбрасываю телефон как гремучую змею. Слезы
жгут веки, раздирает глаза щипучая тушь. Что же ты делаешь, Давид?
Что же ты с нами делаешь?
Паркуюсь как попало у шикарного
отеля. Бросив машину, спешу внутрь. Боже, как же мешает узкое
платье. Вырядилась как кукла в надежде на перемены. Думала муж
заметит, что я тоже красива и перестанет пить из меня кровь
ведрами. От высоких шпилек болят ноги, в щиколотку врезается ремень
из камней. Больно.
Мне больно не только физически,
внутри сгораю заживо.
- Дина, Вы куда? – бросается
наперерез охранник.
- Вон! – отталкиваю его. – Меня ждут
в четыреста пятнадцатом.
Он растерянно отступает, я несусь
как стрела. Лифт ждать не хочу. Сбрасываю туфли, перескакивая
ступени, бегу на второй этаж. Любую смертную за подобное поведение
в таком месте уже вышвырнули на улицу. Но не меня. К несчастью
персонала, моя фамилия Барская.
Срываю табличку «не беспокоить» и
отщелкиваю ручку. Они дверь не считают нужным запереть. Затаив
дыхание ступаю в номер. Темнота. Готова ли я? Приглаживаю волосы,
сильно кусаю губы, чтобы в чувство себя привести.
Не сдохнуть бы мне… Только бы не
заплакать… Только бы выдержать.
Шаг. Еще. Шаг. Другой.
– Давид. Давид! Давид!!
Голос Завадской все громче. Стонет,
визжит имя все громче. Имя моего мужа. Законного вынужденного
мужа!
В грудь вбивается горе. Суковатым
огромным тараном прошивает тело, наматывая внутренности на твердую
безжалостную неотесанную древесину. Хватаюсь за шею, разминаю кожу,
чтобы хоть капля воздуха в грудь попала. Бесполезно. Задыхаюсь.
Шаг. Еще шаг.
На огромной шикарной кровати
извиваются два тела. Вижу раскинутые ноги, длинные и стройные.
Изящные руки обнимают мощную шею Давида. Он нависает над ней,
вбивается между ног со всей силы. Спина бугрится мощными мышцами,
идеально вылепленное тело механически красиво двигается. Без сбоев,
без заминок.
Пошевелится не в силах. Меня
прибивает окончательно.
Сколько можно унижаться? Я же
полюбила его! В вынужденных условиях, но все же. Неужели у Давида
нет ни капли уважения. С болью смотрю на дикое соитие через пелену
слез. Уши взрывают похабные стоны и хриплые рыки. Это ужасно. С
огромным трудом вырываюсь из оцепенения, неосторожно опираюсь о
столик, с которого падает декоративная ваза и разбивается.
- Дина? Что ты здесь делаешь? –
невозмутимо спрашивает Барский.
– Приехала. За тобой, – с трудом
контролирую голос.
Давид медленно встает с кровати. Не
торопясь, обвязывает полотенце вокруг талии, скрывая крупный
эрегированный член в складках ткани.
- Прогони ее, – капризный голос
Завадской заставляет подпрыгнуть на месте.
- Заткнись, – грубо бросает не
глядя. – Что тебе, Дина?
- Нужно домой. Жду тебя в машине.
Нас ищут Гордеевы.
Давид недовольно морщится. Мрачно
уставившись в угол, обдумывает сказанное мной. Я не смотрю на
Завадскую. Много чести для швали, но от обиды, что выбирает ее,
пересушенные вены с треском лопаются по всему измученному телу.
Призываю на выручку выдержку, которой обучена как собака с детства.
Ни единой эмоции при чужих людях. Ни единой!
