* * *
Субботним утром 9 января 1993 года, когда Жан-Клод Роман убивал свою семью, я был со своей на родительском собрании в школе Габриэля – это мой старший сын. Затем мы пошли обедать к моим родителям, а Жан-Клод – к своим, а после обеда убил их. Я был один у себя в студии всю вторую половину субботы и воскресенье, дни, которые обычно посвящаю семье и друзьям, так как заканчивал книгу, над которой работал уже целый год, – биографию писателя-фантаста Филипа К. Дика. В последней главе я рассказывал о днях, которые он провел в коме перед смертью. Я поставил точку во вторник вечером, а в среду утром прочел в «Либерасьон» первую статью о деле Романа.
* * *
Люк Ладмираль проснулся в понедельник в пятом часу утра от телефонного звонка – звонил Коттен, аптекарь из Превессена. В доме Романов пожар, и хорошо бы друзья приехали помочь, чтобы хоть что-то из мебели успеть спасти. Когда он примчался, пожарные выносили из дома тела. Всю жизнь ему будут вспоминаться серые, наглухо застегнутые пластиковые мешки, в которые положили детей: на них лучше было не смотреть. Флоранс просто прикрыли плащом. Ее почерневшее от копоти лицо совсем не пострадало. Люк пригладил ей волосы прощальным, скорбным жестом, и вдруг его пальцы наткнулись на что-то странное. Он осторожно повернул голову молодой женщины и позвал пожарного, чтобы показать ему зияющую над самым затылком рану. Наверное, ее задело балкой, решил пожарный: чердак наполовину обрушился. После этого Люк забрался в красную машину, где уложили Жан-Клода, – он, единственный из всей семьи, еще дышал. Пульс бился еле-еле. Он был в пижаме, лежал без сознания, весь обгоревший, но уже холодный, как мертвец.
Прибывшая скорая помощь увезла его в больницу, в Женеву. Было еще темно, холодно, все вымокли под струями пожарных шлангов. Делать возле дома больше было нечего, и Люк пошел к Коттенам обсохнуть. В желтом свете кухни они слушали всхлипы кофеварки, не решаясь посмотреть друг на друга. Их руки дрожали, поднимая чашки, а ложечки звенели невыносимо громко. Потом Люк поехал домой, ему предстояло сообщить о случившемся Сесиль и детям. Софи, его старшая, была крестницей Жан-Клода. Пару дней назад она, как это бывало часто, ночевала у Романов, а могла ведь остаться у них и сегодня, и тогда тоже лежала бы сейчас в сером мешке.
Они вместе учились на медицинском факультете в Лионе и с тех пор были неразлучны. Женились почти одновременно, их дети вместе росли. Каждый знал о другом все, не только фасад, но и тайны – даже у порядочных мужчин и хороших мужей, закаленных от соблазнов, бывают тайны. Когда Жан-Клод признался, что завел любовницу, и заикнулся было о том, что пошлет все к чертям, именно Люк его образумил: «Долг платежом красен, я тоже могу когда-нибудь сорваться с катушек». Такая дружба много значит в жизни, очень много. Ею дорожат почти так же, как крепкой семьей. И Люк всегда твердо знал, что когда им стукнет шестьдесят или семьдесят, то с высоты этих лет, как с вершины горы, они вместе окинут взглядом пройденный путь, вспомнят, где споткнулись, а где чуть не сбились с дороги, как помогали друг другу и как в конечном итоге все преодолели. Друг, если он настоящий, – это ведь еще и свидетель, кто-то, чьими глазами виднее собственная жизнь. Так вот, Люк и Жан-Клод уже двадцать лет без громких слов были такими свидетелями друг для друга, и ни один ни разу другого не подвел. Их жизни были похожи, хотя преуспели они по-разному. Жан-Клод стал большой шишкой в науке, накоротке общался с министрами и разъезжал по международным симпозиумам, тогда как Люк практиковал в Ферне-Вольтере. Но он не завидовал другу. Только в последние месяцы между ними пробежала кошка, и причина-то выеденного яйца не стоила – из-за школы, в которую ходили их дети. Непонятно, какая муха укусила Жан-Клода, но он ударился в амбицию, да так, что пришлось Люку сделать первый шаг: не ссориться же, в самом деле, из-за такой ерунды. Его эта история задела за живое, они с Сесиль обсуждали ее несколько вечеров подряд. Как смешно все это выглядело теперь. Какая хрупкая штука жизнь! Еще вчера была дружная счастливая семья, люди жили, любили друг друга, и вот теперь из-за какой-то неисправности отопления – обугленные тела, труповозка, морг… Жена и дети были для Жан-Клода всем. Как он сможет жить, если выкарабкается?
