Глава 1.
Двадцать девять, двадцать девять… Как понять, много это или мало? Настя не знает. Мать говорит, что много. И не говорит даже, а жёстко констатирует. При этом ей самой скоро пятьдесят пять. Нормально, да? А это тогда сколько? Запредельно много? Она, получается, уже вообще мега старая? Или как?
Но мать считает, что у неё имеется уважительная причина. Она замужем. Давно и прочно. За, понятное дело, Настиным отцом. Хотя, если разобраться, то отмазка эта – так себе. Как и сам отец в качестве родителя, мужа и главы семьи.
Так думает Настя, она в этом уверена даже, но вот только никогда не произнесёт вслух. Как и многое другое. И не потому, что боится, – её, в общем-то никогда не наказывали, почти никогда не ругали и особенно ни к чему не принуждали, – и не потому, что это бесполезно, – Настя на самом деле о пользе даже не задумывалась, – а просто потому, что… ну, не хочется и всё тут.
Она даже несколько раз пыталась анализировать и знала точно, что это не робость. Не патологическая застенчивость, хотя со стороны может показаться именно так. И уж точно не душевная леность. Вовсе нет.
Просто высказывать во внешний мир всё то, что она чувствует и переживает внутри себя – для неё бывает непосильной задачей. По крайней мере очень сложной, как минимум. Хотя это довольно странно. Она из интеллигентной семьи, как это принято говорить. Вполне вменяема и образованна. Ведь у неё два высших образования. Сначала, после школы, Настя окончила что-то коммерческое по сервису и туризму, – она не сильно вникала, просто мама сказала, что это сейчас очень перспективное направление. А через три года после получения диплома, когда стало ясно, что специалиста из неё по туристическому бизнесу, равно как и в около прилегающих сферах точно не выйдет, – Анастасия пошла учиться на психолога. Ну да, опять же по совету всё той же мамы. Та была настойчива, красноречива и убедительна.
Так что Настя ещё и дипломированный психолог. Мама вовремя вносила плату за обучение, помогала с рефератами и курсовыми и вообще принимала в студенческой жизни гораздо большее участие, чем дочь. В её лексиконе появились такие фразы, как «закрыть гештальт», «прокачать навык», «отпустить ситуацию», «восполнить ресурс» и тому подобное. Да и «училась» мама с явным удовольствием. В отличие, опять же, от Насти. Отчего последняя взирала на мать с недоумевающим восхищением.
В Настиной же жизни особенно ничего не изменилось. Ей по-прежнему не хватало слов, уверенности, энергии, да бог его знает, чего ещё. Облёкшись в слова и прорвавшись наружу, мысли её теряли вес и силу, становились блёклыми и жалкими, совсем не такими, какими были изначально.
Про себя Настя переживала, мучилась, сравнивала, вспоминала и радовалась полноценно. Внутренняя жизнь её была, что называется, на уровне. А может даже и гораздо выше этого воображаемого уровня. Но как это объяснить всем остальным, хотя бы, – для начала, – родителям, она не знала.
Ну да, ей двадцать девять, и она живёт в двухкомнатной квартире с мамой, папой и семью кошками. И да, она догадывается, что выглядит это странно, но так уж получилось. Кошки жили у них всегда. И всегда в количестве не меньше двух. Если бы Насте пришло в голову вообразить свою жизнь без кошек, она бы попросту не смогла этого сделать. Кошки, мама и она были единым, неделимым целым. Именно в такой последовательности. Где-то рядом в этой прочной и нерушимой, как гранитная скала конфигурации маячил отец, но частью их целого он никак не являлся. Разве что досадным, но, к сожалению, необходимым элементом.
Кошки в Настиной жизни не занимали какую-то отдельную, пусть даже значимую часть. О, нет! Они распространялись и заполоняли собой все её сферы. Без исключения. Ей не нужно было видеть или слышать кошку или кота, чтобы вспомнить о них. Они были растворены в ней, а она в них, будто в какой-то момент, некая часть их поменялась друг с другом местами. Они находились на связи постоянно. Даже на расстоянии, не видя и не слыша их, она их осязала, чувствовала той самой, потайной частью, которая вплелась, впаялась и почти растворилась в структуре её личности. Словом, Настя и кошки были связаны невидимой, но прочной нитью. Вернее семью нитями.
