Дом был большой, двухэтажный, но, несмотря на это, всех троих
поселили на чердаке. При слове чердак, конечно, представляется
каморка, затянутая паутиной, где покоится ненужный, всеми позабытый
хлам. Может быть, старая развалившаяся мебель, которую когда-то
покупали на последние деньги и с таким трудом втискивали в узкие
двери. Или огромные мешки, набитые одеждой. Она уже и мала, и давно
вышла из моды, но с ней так жалко расставаться. На этом чердаке
могут пылиться бывшие когда-то любимыми книжки, между пожелтевших
страниц которых все еще сушатся листики клевера или лепестки роз.
Возможно, здесь скучают куклы с остриженными для эксперимента
волосами — к изумлению ее хозяйки они так и не отросли. Паровозики
без колес, разобранные машинки…
Кроме пыли и пауков в этом месте, вероятно, обитают мыши,
домовые и привидения. И не здесь ли собираются на шабаш черные коты
и так топают своими когтистыми лапами, что с потолка на того, кто
находится этажом ниже, осыпается штукатурка?…
Нет, тот чердак, на который дети поднимались по скрипучей
деревянной лестнице, куда они, скуля под грузом ноши и шмурыгая
простуженными носами, затащили привезенные с собой чемоданы, так не
выглядел. Ребятам предстояло жить в светлом, небольшом, но очень
уютном помещении с громадным круглым окном, похожим на иллюминатор.
Бросался в глаза и широченный подоконник. На нем в рифленом
глиняном горшке жил зеленый лохматый кактус-ежик.
Этот «трюм» бабушка (она неожиданно появилась в жизни внуков)
назвала «детской». Комнатка была, как будто наспех убрана.
Казалось, она вовсе не пустовала до приезда Алика, Мани и Ромки.
Плакаты с фотографиями автомобилей, парусников, замков и …
Фантомаса закрывали собой дешевенькие зеленоватые обои с маленькими
цветочками. На подвесных полках стояли деревянные макеты фрегатов и
бригов. Похоже, бывший жилец обожал и собак: фотографии щенят,
мягкие игрушки, копилки, глиняные фигурки псов просто заполонили
комнату.
Жаль, мама с папой так быстро уехали. Папе бы точно эти собачки
приглянулись, здесь почти такая же заставленная полка, как у нас
дома, — отметила Маня.
Владелец всего этого к тому же был не против провести
часок-другой за чтением книги, — откликнулся ее старший брат Алик и
зачитал вслух названия на корешках. — «Остров сокровищ»,
«Энциклопедия о пиратах и чудовищах», «Кентервильское привидение».
Вот уж подборка!
Алик во всеуслышание всегда заявлял, что книги должны быть
умными, а приключенческие романы, детективы и байки о привидениях,
согласно ему, в список полезной литературы не входили. Все это –
детская литература, из которой он уже вырос. Так ли Алик думал на
самом деле? Нередко застилая кровать брата, Маня находила под его
подушкой что-нибудь в духе «Франкенштейна» Мэри Шелли или «Шерлока
Холмса» Конан Дойла. Она могла бы сделать ставку на то, что он
читал «Гарри Поттера», и подозревала, что у него есть целое
собрание комиксов «Страшилки», хотя доказательств этого у нее не
было. Маня давно раскусила брата и полностью разделяла его тягу к
приключениям и всему загадочному. Из вежливости Алику она ничего
поперек не говорила и не позволяла себе над ним подшучивать. Маня
всегда была очень вежливой девочкой.
Стланно, как это можно было оставить свои любимые вещи и уехать?
— спросил Ромка, как обычно, не выговаривая букву «р». Он в
очередной раз поправил свои очки. Впрочем, они были ему велики и
вскоре снова сползли на кончик носа.
Ромке едва исполнилось шесть. Он был почти самым маленьким в
семье — кроху-сестренку мама еще носила на руках. Сам малыш считал
себя вполне взрослым человеком. Любил говорить умные слова, часто
заимствованные из лексикона отца — профессора-археолога, и читать
умные книжки, которые ему, конечно же, рекомендовал старший брат. В
свою очередь, Алик ради хохмы иногда подсовывал братишке старые
отцовские учебники, в которых и сам бы ничего не разобрал.
