– Сынок, может, все-таки не поедете?
Я видел в глазах мамы надежду, что ее сын в последний момент передумает. Но, как и большинство надежд, эта была обречена на провал. Мама медленно ходила по дому, нехотя собирая вещи Тимофея, которые были разложены по разным полкам и шкафам, не скрывая своего мучения.
После рождения собственного сына, я стал лучше понимать ее. Раньше я думал, что мой родитель перебарщивает с заботой и чувством опеки, слишком близко принимает к сердцу мои неудачи и остро переживает за безопасность на дороге. Оказалось, что чувства эти врожденны и появляются вне зависимости от нас, когда рождаются собственные дети.
Поэтому сейчас мне было вдвойне тяжелее отказывать, обрекать ее на двойную разлуку: с сыном и внуком.
– Тимофею здесь будет гораздо лучше. Зачем везти его на новое место? – продолжала причитать она.
Я не мог смотреть ей в глаза, поэтому сделал вид, что взглянул на сына. Он спокойно собирал конструктор из «Лего» на полу в гостиной, как будто ничего страшного в его жизни и не происходило. Но я видел, как мой ребенок начинает замыкаться в себе и становиться заторможенным, что ли. Долго отвечает на вопросы, медленно реагирует, иногда вообще будто не слышит слов, обращенных к нему. И долго смотрит странным пустым взглядом вдаль.
Мама, все так же охая, ходила по дому и, силясь, собирала вещи. Пыталась сосредоточиться, чтобы ничего не упустить, но у нее явно не получалось.
Я пошел на кухню, чтобы налить себе немного виски со льдом, но, подойдя к холодильнику, вспомнил, что за рулем. Все равно раздраженно открыл холодильник, достал колы и наполнил ей бокал.
– Может оставишь его у меня? – сходу предложила она, когда вошла на кухню вслед за мной, держа в руках ветровку Тима. – Хотя бы на годик? А как устроишься, приедешь за ним, заберешь. Я справлюсь. Справилась же с тобой.
Предложение было неожиданным. Я поднял глаза и, кажется, среагировал на эти ее слова. Оставалось только надеяться, что она не заметила. Не заметила, что на мгновение я заколебался.
Если б она узнала, что я обдумывал такой вариант, принимал его в расчет, то обязательно бы насела на меня и как можно дольше не отпускала, как повисший над пропастью изо всех сил хватается за любой выступ, лишь бы не упасть.
Я быстро собрался с мыслями и сделал спокойное равнодушное лицо, медленно потягивал колу из бокала и задумчиво смотрел в окно, за которым было темно и шел дождь. Мне нравилось вот так сидеть на ее кухне, особенно после смерти жены. Здесь я чувствовал себя чуточку легче. В доме, построенным мной для мамы. Когда я страдал о того, что не могу почувствовать себя счастливым мужем и достойным отцом, я шел в дом мамы, на эту кухню, чтобы почувствовать себя хорошим сыном. Однако сейчас это ощущение пропало.
Я с радостью оставил бы Тима с мамой, потому что не мог спокойно на него смотреть, как бы жестоко это не звучало. Я видел в нем свою умершую жену. Собственно, ради этого я и хотел уехать из родного города, бежать подальше, чтобы ничего больше о ней не напоминало. Но получалось, что брал с собой самое яркое воспоминание о жене, и наш отъезд по сути был бессмысленным.
– Нам обоим нужно ехать, – ответил я, – обоим сменить обстановку.
Она вздохнула. Но она должна понять, что выбора у меня нет.
– Призраки существуют, мам, – продолжил я, глядя в окно на ее кухне. – Я иду по улицам города, захожу в кафе, где мы завтракали и пили кофе, и вижу ее в витринах этого кафе, за стеклом больших окон, где она ждет меня, ощущаю её в запахах и не могу отделаться от навязчивого чувства ее присутствия.
