С полной уверенностью можно утверждать, что едва ли отыщется человек, не державший в руках колоды игральных карт, не игравший с их помощью в какую-либо игру или хотя бы не выступавший ее сторонним наблюдателем. Игральные карты – примечательное человеческое изобретение. Многообразие правил и игровых ситуаций, самоценность игрового процесса придают этим небольшим листкам с изображениями мастей и фигур устойчивую популярность, не имеющую возрастных, социальных и этнокультурных ограничений. На время своего развертывания игровой процесс создает особую реальность, типизирующую действия играющих посредством специфических правил и психологических универсалий игрового поведения. В то же время реализация игры в различных социокультурных средах и конкретной исторической обстановке придает игре и игровому инвентарю определенные особенности и значения в жизненном укладе, задает способы организации игровой ситуации, определяет поле культурных смыслов, символов, бытовых сюжетов, связанных с игрой.
Например, игральные карты в руках казначея приказа общественного призрения А.М. Грибовского в 1785 году – это и результат деятельности карточных мануфактур; это и доход Воспитательного дома в размере 10 копеек после наложения клейма на червонном тузе; это и должностное преступление, связанное с проигрышем этих скапливаемых государством на благотворительные нужды гривенников; это и повторяющаяся изо дня в день форма общения чиновников, которая привела крестьян к мысли, что «начальство падуче в карты играть»; это и образ игрока-генерала в фольклорных текстах, вытеснивший образ игрока-черта; это и сюжет из биографии Г.Р. Державина, внесшего за Грибовского растраченную сумму, поскольку сам поэт в молодости был пристрастен к «игрецкому ремеслу», что, кстати говоря, послужило темой для его литературного творчества.
Таким образом, игра существует не только сама по себе, но и развертывается во вполне определенную и нуждающуюся в описании историческую реальность, связанную с культурной, экономической, правовой жизнью. Подход к карточной игре не с точки зрения игрока-профессионала, интересующегося коллизиями и результатами каждой единичной игры, но с точки зрения историка, для которого важны личные и социальные обстоятельства, дает возможность внести вклад в реконструкцию и детализацию картин русской бытовой действительности, в формирование частного измерения истории, в изучение мировоззрения и типов поведения, характерных для различных социальных групп русского общества.
Рассматривая карточную игру в широком социокультурном контексте, исследователь получает возможность осветить ряд более масштабных измерений исторического процесса, чем кажется на первый взгляд: трансформацию традиционного уклада под влиянием индустриально-урбанистического; мифологическое восприятие мира и становление десакрализованного сознания; трансляцию и восприятие культурных новшеств (вещей, моделей поведения); соотношение таких категорий, как труд, праздник, досуг.
Рассмотрение карточной игры в связи с восприятием русским обществом различных сторон западноевропейского культурного опыта вскрывает сходные процессы в современной российской действительности, когда после длительной культурной изоляции вновь «прорублено окно в Европу». Происходящие в результате изменения, связанные с переориентацией мировоззренческой системы, высвобождением игрового инстинкта, возрастанием роли досуга, созданием индустрии развлечений, повышением роли престижного потребления, обнаруживают много общего с результатами модернизации России XVIII–XIX веков.
Сфера досуговой и потребительской деятельности, начав масштабно расширять пространство своего существования с формирования индустриального общества, к настоящему времени стала важнейшей чертой современной массовой культуры.
