Иногда человеку хочется, чтобы всё то, что происходит с ним
сейчас, оказалось простым кошмарным сном. Дурацким сном, который
только мог быть в его жизни. И за одно это желание, такое простое и
детское, мы порой готовы отдать всё то немногое, что у нас есть.
Жаль только, что это никогда нам не помогало и не поможет.
Кристине тоже… Не поможет той маленькой девочке, сидящей на
постели оскорблённым цветком и притянувшей колени к груди, как бы
желающей спрятаться от всего мира. Глупенькая, разве могло это
ей сейчас сохранить то, что так варварски и по-животному
отобрали?
Эти тщетные попытки спрятаться уже не помогут той маленькой
чистой девочке, которая сейчас медленно умирает. Умирает не
физически, умирает морально… Умирает, ощущая, как сердце, и
без того разодранное, разрывается на части. Хотя, разве есть
там то, что ещё можно добить? Кажется, уже нет.
Но, несмотря на это, солёные слёзы почему-то отчаянно продолжают
стекать по впалым девичьим щекам. А она уже не плачет так сильно,
не плачет в голос. Просто нет сил, но эти капли почему-то всё также
продолжают падать на окровавленную простынь. Бесконтрольные, такие…
Правдивые капли — отражение полученной боли.
Но ей, кажется, всё равно на это отражение, или просто замечать
не хочется. Уже просто не хватает боли, не хватает крика и даже
голос уже тоже сорван. При короткой мысли об этом Кристина
измученно выдыхает, качая головой, чувствуя, как снова накатывает
новая волна воспоминаний. Горьких, незабываемых. Хотя такое
забыть, наверное, никак невозможно. Никогда не получится.
В голове яркими всполохами восстают её отчаянные крики.
Крики. Теперь даже так их назвать трудно. Скорее, похоже на
жалкий скулёж, мольбу. Такую искреннюю мольбу, ведь она, как
маленький ребёнок верила, что он остановится. Прекратит. Только он
не прекратил, не остановился.Лишь отбросил её глупые попытки
остановить его игру.
И снова жаль, что всё оказалось тщетным. Жаль — какое глупое
слово, не способное отобразить хоть маленький отголосок этой
боли. Ведь даже воспоминания об этом медленно убивают. Убивает
то, как он истязал её. Убивает то, как грубо, больно он уничтожил
всю её душу. Порвал, как какую-то дешёвую тряпку… Хотя, в его
глазах она и была тряпкой. Красной тряпкой для этого
животного.
Животного, набросившегося на неё, содравшего с неё эту тонкую
рубашку для сна, что теперь лежала возле кровати, совершенно
ненужная. Животного, сжимающего грудь, как плюшевую игрушку и
неслышащего криков и просьб, умоляющих прекратить, думающего лишь
об удовлетворений собственных желаний, когда он…
При мысли об этом Кристину выворачивает, а низ живота отдаётся
всё той же тупой, саднящей болью, раздирающей пополам. Ещё никогда
брюнетке не было настолько больно. Никогда. И так хочется
банально убежать от этого. Но даже это глупое желание не может
заставить её встать. После того хлопка дверью. Просто невозможно.
Просто слишком тяжело сделать даже движение.
Единственное на, что хватило смогла лишь переползти на пол,
бессмысленно качая головой. И со стороны это бы больше напоминало
какую-то куклу в детском магазине, поломанную неугомонным ребёнком.
Но даже это не было самым страшным, что произошло сегодня.
Страшными были слова… Как там говорится, словом можно
убить. Её и убили. Только до последнего она не верила. Не
хотела верить. Ей казалось невозможным то, что сказал тот мужчина.
Животное, издевающееся над ней.
Тогда он открыл дверь и набросился на неё, так грубо, жёстко,
бросив лишь: «Отрабатывай долг твоего отца, шлюха». А
дальше… Нет. Кристина отчаяннее замотала головой. Приступ новой
истерики накрывал вновь. Ей думалось, что больше такой истерий не
должно быть, только девушка ошиблась.
